Екатерина II, Германия и немцы

1. С намерением создать «синтезированное» исследование в работе используются выводы, сделанные историографией как о России, так и о Германии и в целом о Европе XVIII столетия. В особенности важными для автора оказались исследования по истории системы европейских государств и династических связей, Священной Римской империи германской нации, Российской империи и других держав, по истории германских земель, даже многочисленные истории тех небольших государств, что находились между Эстляндией – провинцией Российской империи – и вюртембергским Мёмпельгардом, сувереном которого был король Франции, между цербстским владением Йевером и габсбургским Банатом[1244]. Для достижения своих целей автор этой книги мобилизует в первую очередь биографические, во вторую – политические и культурно-исторические интерпретации сведений из церковной истории и истории теологии, истории идей и образования, литературоведения и истории искусства, социальной истории и истории государственного устройства. У этого разнообразия есть своя цена: в убытке окажутся специалисты, потому что одни частные темы обычно очень скоро сменяются другими. Напротив, выигрывают от этого разнообразия те читатели, которые – подобно автору – интересуются императрицей Екатериной II, ее образом Германии, ее немецкими связями и политическим курсом России в отношении Германии в ее эпоху.

2. Сводятся вместе – не с программными, но с прагматическими целями – также и историографические традиции, различающиеся как с общественно-политической точки зрения, так и своим самосознанием: дореволюционная русская и советская, марксистская времен ГДР, разные направления западногерманской историографии и историографии объединенной Германии, прибавим к этому списку американскую и западноевропейскую историографии. Сам же автор благодаря своему образованию и предыдущему научному опыту укоренен в западногерманской традиции изучения исторических структур и государственного устройства (Verfassungsgeschichte). Однако он многим обязан тематическому разнообразию и методическому плюрализму, присущему в особенности англосаксонской традиции изучения России. Заслуга ее состоит в особенности в том, что она за последние три десятилетия ХХ века превратила изучение екатерининского правления в современную исследовательскую область. Неоправданным представляется автору подход, недооценивающий научные достижения советской историографии и в особенности историков и славистов из ГДР, изучавших русско-немецкие связи в эпоху Просвещения. Выпущенные ими издания и исследования по истории науки, образования и литературы имеют непреходящее значение также и с точки зрения чисто позитивистского познавательного интереса. Автор разделяет звучащие в их адрес критические высказывания: историкам ГДР, как и вообще, даже работавшим в других местах историкам этого направления, недоставало в первую очередь общеисторических интерпретаций; они не рисковали, опираясь на свои отдельные, но важные результаты, поставить под сомнение господствующее догматическое понимание истории.

3. Автор прилагал усилия к созданию «синтезированного» исследования с точки зрения еще одного аспекта. Он попытался достичь гармонии между столь распространенным интересом к истории жизни императрицы Екатерины II и современным состоянием исследований. При этом автор добивался того, чтобы с помощью повествовательной формы, пусть даже с многочисленными цитатами из источников и без всякой обратной связи с представленными в начале интерпретационными рамками, представить в итоге предметно структурированное исследование на основе аргументов[1245]. Его интерес, руководящий познанием, был сплошь критикой идеологии, причем в первую очередь сама тема требует, чтобы речь шла меньше о «работе», больше о «власти» и много о «языке»[1246]. И к тому же автор понимает свой труд как вклад в актуальный дискурс о русско-немецких связях в XVIII столетии и абсолютизме и Просвещении в Европе, но, несмотря на обилие цитат, совсем не как разговор с Екатериной II, императрицей России.

* * *

Выходя за пределы методологического и теоретико-познавательного осмысления, исследование могло извлечь определенные знания и у самого своего предмета. Образ Германии и немцев у Екатерины остается, используя давно испытанную систему метафор, фрагментом обнаруженной под многочисленными наслоениями фреской: многие ее части утеряны безвозвратно; сам мастер много раз видоизменял свое произведение; вместе с ним работали не только его собственные ученики и подмастерья, но также и современники из мастерских конкурентов, принадлежавшие иным школам и придерживавшиеся иных концепций; художники и ремесленники следующего поколения многократно – сознательно или без всякого умысла – замазывали его или же искажали оригинал с намерением его реконструировать.