Сама она, помимо этого перевода, принимала от народа челобитные, содержавшие купеческие тяжбы, жалобы крестьян на помещиков и спорные вопросы иноверных народов о землях. После путешествия Екатерина сделала в Сенате отчет, в который включила примерно шестьсот полученных ею челобитных.
Уложенная комиссия и наказ
Однако, каким бы мудрым ни был правитель, он сам единолично не может решать все дела огромной страны. Чтобы регулировать жизнь миллионов подданных, необходимы законы. Основным сборником законов Российской Империи оставалось Соборное Уложение, созданное еще во времена Алексея Михайловича, и уже изрядно устаревшее. Многочисленные указы и манифесты, изданные Петром I, Елизаветой Петровной и самой Екатериной, зачастую противоречили этому Уложению, в законодательстве не было порядка и единообразия. Поэтому в конце 1766 года императрица созвала со всей страны депутатов для работы в Уложенной комиссии, призванной создать новый свод законов.
Желая контролировать работу Комиссии и направить ее в нужное русло, Екатерина потратила два года и много сил для составления 64-страничного Наказа депутатам, в котором использовала мысли из всех прочитанных ею философских трудов – Шарля Монтескье «О духе законов», Чезаре Беккариа «О преступлениях и наказаниях» и труды Дени Дидро и Жана Д`Аламбера, то есть республиканские идеи равенства и братства, входившие в явное противоречие с российскими обычаями и крепостным правом. Попытка внедрить их в жизнь была заранее обречена на неудачу, лишь упорный характер Екатерины долгое время не позволял ей признать очевидное. Слишком долго она мечтала об идеальном государстве, чтобы так легко расстаться со своей мечтой!
Она даже выстраивала логические цепочки, пытаясь оправдать рабство с моральной точки зрения: «Свобода и рабство лиц, о которых идет речь, или черного люда, сами по себе обществу безразличны и что все зависит от нравов или законов, могущих сделать их полезными или вредными во всех государствах, где они в настоящее время существуют…» И тут же на полях сама себе возражала: «Древний грек или римлянин сказал бы, что книга эта – позор человеческого разума, хвала рабству! И почему же автор не продаст самого себя в рабство?»
Даже во время путешествия по Волге Екатерина набрасывала основы будущего Наказа Уложенной Комиссии. Свои мысли она представила на рассмотрение депутатов со всей империи, дав им волю «чернить и вымарать все, что хотели». Правки были значительными. Так появился окончательный текст Наказа, который был издан в августе 1767 года.
Текст его состоит из 22 глав и 655 статей. Они содержат рассуждения о государстве, о месте России в мире, о законах и их применении, о наказаниях и судопроизводстве.
Екатерина сформулировала принципы просвещенного абсолютизма и обрисовала идеальное государство, во главе которого стоит справедливый монарх. Огромной державой монарх управляет посредством издания мудрых законов, которые «поелику возможно» предохраняют «безопасность каждого особо гражданина». Эти законы на местах исполняют честные и неподкупные судьи, чья власть «состоит в одном исполнении законов, и то для того, чтобы сомнения не было о свободе и безопасности граждан».
Екатерина категорически высказывалась против пыток, обычных в XVIII веке для законодательства многих стран. «Пытка, не нарушает ли справедливости, и приводит ли она к концу, намереваемому законами?» – спрашивала она. И в следующих статьях доказывала ненужность, бесчеловечность и бесполезность пыток: «Преступление или есть известное, или нет. Ежели оно известно, то не должно преступника наказывать инако, как положенным в законе наказанием; итак, пытка не нужна. Если преступление неизвестно, так не должно мучить обвиняемого по той причине, что не надлежит невинного мучить и что по законам тот не винен, чье преступление не доказано».
Признаниям, полученным под пытками, Екатерина призывала не верить: «И невинный закричит, что он виноват, лишь бы только мучить его перестали», и заключала, что «пытка есть надежное средство осудить невинного».
Сформулировала Екатерина и презумпцию невиновности: «Человека не можно почитать виноватым прежде приговора судейского, и законы не могут его лишить защиты своей прежде, нежели доказано будет, что он нарушил оные».
Рассуждала государыня и о смертной казни, весьма скептически оценивая целесообразность ее применения. «Опыты свидетельствуют, что частое употребление казней никогда людей не сделало лучшими, – замечала она. – Смерть злодея слабее может воздержать беззакония, нежели долговременный и непрерывно пребывающий пример человека, лишенного своей свободы для того, чтобы наградить работою своею, чрез всю его жизнь продолжающеюся, вред, им сделанный обществу».