Как следствие, мир, подписанный в Лонжюмо 22 марта 1568 года, был крайне невыгоден для королевской власти, что не мешало гугенотам, как обычно, изображать из себя обиженных. Мало того что мятежники сохранили всё, чего ранее добились, включая и предоставленные в их распоряжение крепости, не понеся при этом ни малейшей ответственности за мятеж против законной власти, так еще они, словно в насмешку, вынудили короля выплатить жалованье германским наемникам, которых позвали, чтобы воевать против него. При этом Конде и Колиньи снизошли до того, чтобы позволить французскому королю сохранить свою армию. Однако по крайней мере в одном, но очень важном отношении гугеноты проиграли: попытка посягательства на короля и его мать разоблачила их в общественном мнении страны, подавляющее большинство населения которой составляли католики-роялисты. Отныне они считались авантюристами, не уважающими ни закон, ни священную личность короля и помышляющими лишь о власти и богатстве.
Екатерина меняет тактику
«Подлая затея» гугенотов вынудила королеву-мать коренным образом изменить свое отношение к ним. Прежде всего она опасалась силовых действий со стороны Филиппа II
в ответ на помощь, оказываемую французскими кальвинистами восставшим Нидерландам. А потому Екатерина приказала задержать французов, отправившихся во Фландрию воевать против Испании, и сослать их на галеры. В дальнейшем ее политика в отношении гугенотов будет только ужесточаться. Ставший уже традиционным финансовый дефицит вынуждал Екатерину проявлять чудеса изворотливости. Городские власти Парижа, ранее предоставившие деньги на борьбу с гугенотами, были разочарованы примиренческой, как они считали, линией королевы в отношении еретиков и отказали ей в новой субсидии. Однако надо было как можно скорее расплатиться с германскими наемниками и выпроводить их из страны, дабы лишить Конде и Колиньи возможности воспользоваться их услугами. Эту проблему удалось решить, прибегнув к добровольно-принудительному заимствованию у церкви. Правда, наемники, и без того сверх меры обремененные добычей, сочли размер полученной выплаты недостаточным и еще на какое-то время задержались в Шампани, продолжая заниматься грабежами. Конде, спасаясь как от бывших союзников, так и от репрессий со стороны властей, окопался в своем имении Нуайе, превратив его в крепость. И не напрасно, поскольку Екатерина приказала маршалу Таванну доставить его ко двору живым или мертвым. Колиньи тоже поспешил укрепить рвом и валом свой замок Шатийон. Возвращались времена начального феодализма.Обстановка была до того неспокойной, что и королевское семейство предпочло укрыться в одном из загородных замков под надежной охраной шести тысяч швейцарцев. Пережитые волнения подорвали здоровье и Карла IX, и его матери. В августе тяжело заболел король, наследственный туберкулез которого стремительно прогрессировал. А когда лихорадка немного отпустила его, слегла Екатерина, да так, что опасались за ее жизнь. Больше всех страшился лишиться матери Карл IX, понимавший, что без нее ему будет нелегко удержать королевство. К счастью, Екатерина встала на ноги и незамедлительно принялась укреплять королевскую армию, с большим трудом добывая необходимые для этого средства. Нужда в деньгах была такой, что она заложила собственные драгоценности. К ее огорчению, попытка обезглавить армию гугенотов, арестовав Конде и Колиньи, провалилась. Разведчики принца своевременно засекли передвижение королевских войск и оповестили его, после чего Конде со своими чадами и домочадцами, багажом и военным эскортом незамедлительно отправился в неприступную гугенотскую твердыню — Лa-Рошель, подбирая по пути всех желавших примкнуть к нему. Присоединился и Колиньи, в письме к Екатерине описавший этот исход как бегство из египетского плена в Землю обетованную. В своем ответном послании королева-мать напомнила ему, что среди бедного еврейского народа, бежавшего от фараона, не было принцев, адмиралов и кардиналов, обладавших огромными богатствами и крепостями, они не владели оружием и не опустошали Египет с намерением захватить фараона и его страну.