Екатерина Медичи

— Что, если ты напомнишь королю о беарнских католиках? Признаюсь, эти мысли не дают мне покоя.

— Карл готов все сделать, лишь бы этот брак осуществился. Он пишет, что искренне любит своего кузена и мечтает всегда видеть его подле себя. При этом добавляет, что ненавидит своих братьев, которые, в свою очередь, ненавидят его.

— Это правда, — подтвердил Лесдигьер, — сам наблюдал, когда служил у Монморанси.

— Они хотят обратить его в католичество, но у них ничего не выйдет. Генрих дал мне слово, что останется верен нашей религии. Им не удастся одурачить его. Я же, со своей стороны, попытаюсь образумить Маргариту и заставить ее принять нашу веру. Хотя это будет нелегко, ведь она рьяная католичка, так воспитали ее с детства. А насчет католиков Беарна я побеседую с мадам Екатериной. Добьюсь, чтобы она лишила их своей поддержки, вот тогда они присмиреют.

— Скажи, Жанна, к чему вообще эта свадьба? Ведь королева-мать только рада будет заполучить твоего сына. Ты сама говорила мне — ее основное жизненное правило, которым она всегда руководствуется, — держать своих врагов у себя в доме. А когда птичка залетит в клетку, они заставляют ее петь те песни, которые хотят слушать сами.

— Кардинал Шатильон писал мне из Англии, что Елизавета ищет союза с наваррской короной. Видимо, ее не устроил ни один из дебилов, которых предлагала ей Екатерина, да и то сказать, каждый из них уже харкает кровью, и даже пот у них кровавый. Что можно ждать от такого мужа? Вряд ли они все вообще способны к деторождению. Сама мадам долго была бесплодна, зато потом быстро изрыгала их из своей утробы, одного за другим, аж целых десять штук. Половины уже нет, очередь за остальными. Нет, Франсуа, Валуа не править во Франции, их конец близок. Бурбоны идут им на смену. Вот почему я согласна на эту свадьбу, ибо тогда мой сын будет иметь наибольшие права на французский престол.

— Да ведь он и так первый принц крови, — возразил Лесдигьер, — кто же посмеет оспаривать у него корону?

— Гизы. Они могущественны и легко сметут на своем пути любую преграду. Но если мой сын станет мужем Маргариты, им это сделать не удастся. Потому я и стою за этот брак. Однако мадам Екатерина желает этого сильнее меня, и я, как хорошая торговка, поставлю ей еще некоторые условия, на которые она не сможет не согласиться. Но есть и еще причины, Франсуа, в силу которых я просто обязана женить моего сына на принцессе из дома Валуа.

— Что же это за причины?

— Я уже говорила, что кардинал Шатильон писал из Англии о желании Елизаветы отдать свою руку Генриху Наваррскому. Как тебе нравится такой поворот?

Лесдигьер поразмыслил немного, потом ответил:

— Ты не дала согласия на этот союз, это ясно. А причина лежит на поверхности. Что представляла бы из себя эта пара: он, юный, ему нет еще и девятнадцати, и она — правда, протестантка, но годится ему в матери?

— Согласись теперь, могла ли я отдать ей его в мужья? Не говоря уже о том, что мой Генрих попросту зачах бы в этом краю вечной сырости и туманов.

— А твоя дочь Катрин? Какова перспектива у нее? Ты говорила как-то, что имеешь виды на короля Шотландии.

— Если Елизавета останется бездетной, король Шотландии унаследует ее трон, а значит, моя дочь, будучи его женой, станет королевой Англии. Такой союз меня бы вполне устроил. Я могла бы, кстати, женить Генриха на Марии Стюарт, но, кажется, той уже не выбраться из тюрьмы, куда упрятала ее Елизавета.

— В отношении Катрин задумано неплохо, но вот согласится ли сам шотландский король?

— Он и подал эту мысль кардиналу, который сообщил мне об этом в письме.

— Хорошо, а вторая причина брака с домом Валуа?

— Примирение враждующих партий. Я тоже хочу мира во французском королевстве, которым будет править мой сын, и этой свадьбой, надеюсь окончательно помирить католиков с гугенотами. Об этом же радеет и мадам Екатерина, так, во всяком случае, она уверяет меня в своих письмах.

— Но, если принцесса Маргарита не согласится стать протестанткой, что тогда?

— Это ее дело, заставлять ее никто не собирается. Они будут молиться одному Богу, но она будет слушать мессы, а он — проповеди. А когда он станет королем Франции и Наварры, то издаст эдикт о веротерпимости, который раз и навсегда решит проблему гражданских войн в стране и принесет долгожданный мир в королевство. Это сватовство льстит наваррской короне и ведет моего сына на французский престол. Вот тебе и третья причина. Но не устал ли ты, мой Франсуа, слушать мои разглагольствования о моей же собственной политике?

— Нет, любовь моя, нет, моя Жанна! Нет радостнее минут, когда я могу слушать тебя и любоваться тобой, умнейшей женщиной своего времени, самой прекрасной на свете. Я горд и счастлив оттого, что у меня есть ты, моя королева маленького государства.

— Франсуа, любимый мой, если бы ты знал, как я рада, — она прижала его голову к своей груди и сама склонилась над ним, как над сыном, — как рада твоим словам и тому, что они адресованы мне. Ведь я никогда не слышала ничего подобного в своей жизни. Мне хорошо с тобой, Франсуа, и я хотела бы, чтобы это никогда не кончалось…