Екатерина Великая

София мало видела отца, хотя, похоже, была уверена в его любви издалека («[он] считал меня ангелом»^{7}) и гораздо меньше — в любви матери, которая, как ей помнилось, «не особенно беспокоилась обо мне»^{8}. Она была вытеснена из сердца матери (если вообще пребывала там когда-либо) долгожданным сыном Вильгельмом Христианом Фридрихом, который родился через 18 месяцев после ее появления на свет. Ее, как ей казалось, «просто терпели»^{9} — а временами не было и этого. Бабет Кардель возмещала маленькой девочке отсутствие родительской заботы, не позволяя отвергнутому ребенку стать испорченным. Она научила ее читать и посещала с ней учителей, дававших начальные уроки письма и танцев.

Когда Софии исполнилось три года, родители взяли ее к бабушке Альбертине в Гамбург. Еще более впечатляющее событие произошло, когда ей исполнилось четыре года: король Фридрих Вильгельм Прусский приехал навестить маленький двор в Штеттине, и малышку Софию проинструктировали, что приветствовать короля положено, целуя край его плаща. Однако она оказалась слишком маленькой для этого. Горько посетовав на это обстоятельство, София Фредерика упрекнула короля в том, что он не надел более длинного плаща. Инцидент остался в памяти у Фридриха Вильгельма, так что впоследствии он всегда спрашивал о ней.

София перенесла все обычные детские несчастья, включая и случаи, когда на нее упал шкаф с игрушками и когда ей в глаз чуть не воткнулись ножницы. В раннем детстве она перенесла вспышку кожной болезни, которую теперь назвали бы импетиго[7]. Когда на ее руках появлялась сыпь, она носила перчатки — до тех пор, пока корочки не отпадали; когда сыпь появлялась на голове, ей приходилось сбривать волосы и носить чепчик.

Процесс обучения, которому подвергалась юная София, состоял в основном из заучивания наизусть, что она позднее презирала как вредное для памяти занятие и пустую трату времени: «Какой смысл заучивать предметы наизусть, — удивлялась она, — когда можно спокойно пойти и заглянуть в книгу?» Она учила французский и немецкий языки. Кроме того, ее обучал религии, истории и географии лютеранский пастор по имени Вагнер, с которым она имела несколько стычек по такому вопросу, как, например, действительно ли навечно прокляты «Тит, Марк Аврелий и все остальные великие люди древности»^{10}, просто еще не имевшие возможности слышать Евангелие, или по поводу природы хаоса, который предшествовал созданию мира. Образ, оставшийся в памяти взрослой женщины — это независимо мыслящий, обладающий интеллектуальным мужеством ребенок, которого невозможно заставить принять чужое мнение. Она вспоминает также, как просила пастора объяснить, что такое обрезание. На этот вопрос даже храбрая Бабет Кардель отвечать отказалась.

Хотя время от времени мать отвешивала ей шлепки из-за отсутствия терпения и общей раздражительности характера (полагаю, у обеих), телесные наказания не были неотъемлемой частью детства Екатерины. Пастор Вагнер, признается она, хотел, чтобы ее пороли за дерзость, так как она задавала слишком много вопросов — но Бабет Кардель не имела права осуществлять такого рода экзекуции. Лишенный права на прут, пастор перешел к применению вместо этого психологических пыток, пугая ребенка рассказами об аде и проклятии, пока Бабет не заметила, что ее подопечная плачет у окна и уговаривает его перестать. Чувствительная Бабет предпочитала пользоваться морковкой, а не палкой, награждая Софию за хорошую работу и прилежное поведение чтением вслух.

Взрослая женщина вспоминала себя бойкой девочкой, которая только делала вид, что идет спать, а сама, как только оставалась одна, садилась в кровати и превращала подушку в лошадку, прыгая на ней до тех пор, пока не уставала. (Иногда высказывалось мнение, что на самом деле она так мастурбировала^{11}. Дети и правда иногда делают это — но что им мешает в самом деле представлять подушку лошадкой?..) Другой ночной трюк, доставлявший ей удовольствие, когда семья оставалась в загородном имении отца в Ангальте, состоял в том, чтобы как только Бабет уйдет к себе, в дальний конец короткого коридора, успеть пробежать вверх через четыре пролета каменной лестницы, а затем промчаться вниз и броситься под одеяло до того, как полная и медленно передвигающаяся женщина вернется.