Екатерина Великая

«Случилось так: вместо того, чтобы кричать «Да здравствует императрица Екатерина Вторая», солдаты и народ начали кричать «Да здравствует император Павел Петрович», имея в виду великого князя. Двор, извещенный об ошибке в приветствиях, немедленно выслал офицеров, которые заставили всех замолчать, по-доброму объясняя солдатам, что императрица удостоверилась в их радости и попросила умерить на сегодня их пыл. Это маленькое обстоятельство вызвало панику в среде низших придворных чинов, но наказаний не последовало»^{313}.

Затем наступила неделя веселья и праздников с кульминационным салютом 29 сентября. Праздники тем более удались, что первые шесть месяцев правления Екатерины (совпавшие со вторым полугодием траура по последней императрице Елизавете) публичные музыкальные представления были запрещены и при дворе, и по всей стране — по контрасту с нарочитым пренебрежением Петра к этому религиозному ритуалу. Исключение было сделано для коронации и последующих празднеств. На эти дни траур был отменен, чтобы радость и величие события лучше запомнились. Из Петербурга в Москву был отправлен Якоб Штеллин, чтобы поставить театральные представления, а Винченцо Манфредини написал новую оперу — «Olimpiade» с либретто итальянского поэта Пьетро Метастазио (который писал либретто для многих опер XVIII века). Она была поставлена на императорской сцене несколько раз. После коронационных празднеств музыка снова смолкла до конца года.

Две вещи испортили Екатерине коронационные праздники и дни, непосредственно последовавшие за ними. Первое — это нескончаемые болезни великого князя Павла. Под конец празднований он сильно занемог и провел первые две недели октября в постели. Мать так переживала, что дала обет во имя сына подарить Москве народную больницу. Проницательная Екатерина вне зависимости от искренности своих тревог никогда не позволяла таким рекламным возможностям пройти мимо.

Вторая причина для беспокойства возникла перед Екатериной 3 октября, когда Василий Шкурин доложил о заговоре среди измайловских гвардейцев, возглавляемом каким-то Петром Хрущовым. Екатерина немедленно приказала полковнику Кириллу Разумовскому провести секретное расследование в полку. В течение сорока восьми часов арестовали пятнадцать человек. Выяснилось, что некий капитан Иван Гурьев говорил о заговоре каких-то дворян, желавших посадить императором плененного Ивана VI. В заговоре участвовал брат Гурьева Семен; он выдумал историю о том, будто Ивана привезли из Шлиссельбурга, а побудила его к этому в основном зависть, так как он видел, что других награждают, а он ничего не получил — несмотря на то, что во время переворота Екатерины стоял на часах в Петергофе.

По приказу Екатерины Петра Хрущова и Семена Гурьева били палками (батоги — форма наказания, при которой двое садятся на голову и на ноги распростертой жертвы и оба бьют по голой спине палками) — а вдруг они признаются еще в чем-нибудь, — но этого не произошло. Дознаватели заключили, что весь «заговор» представлял собой не более чем пьяное хвастовство и рекомендовали перевести одиннадцать человек в другие полки или дальние гарнизоны. Однако Екатерина потребовала более жестких приговоров в качестве меры устрашения, на что дознаватели ответили по-деловому, приговорив к смерти пятерых человек. Императрица передала эти приговоры в Сенат, который, как и следовало ожидать, смягчил их, осудив на смерть через обезглавливание только Петра Хрущова и Семена Гурьева. Екатерина еще более смягчила приговоры: Хрущова и Гурьева лишили рангов, дворянского статуса и фамилии; над их головами сломали шпаги и навечно сослали на Камчатку. Трое других так называемых заговорщиков были лишены рангов и приговорены к ссылке. Приговоры привели в исполнение 28 октября, и осужденных отправили в Сибирь.

Екатерина сама участвовала в слишком большом количестве заговоров, чтобы не принимать их всерьез. Она быстро восстановила императорскую тайную полицию, хотя и под другим именем. Подтвердив аннулирование Тайной канцелярии и запрет анонимных доносов, она одновременно приказала, чтобы все дела, относящиеся к потенциальному восстанию или государственной измене, передавали в Сенат, в котором вскоре выделился Секретный отдел. Эта организация эффективно приняла на себя роль Тайной канцелярии и существовала во все время правления Екатерины.