Екатерина Великая

После Пасхи, к которой Петр уже почти полностью выздоровел, он устроил в одной из своих комнат кукольный театр и пригласил придворных дам с кавалерами посетить представление. На Екатерину оно, по ее словам, не произвело впечатления: она называет кукольный спектакль «скучным»^{77} (одно из ее любимых словечек для описания Петра и его поступков). Она рассказывает также, что импульсивность доводила Петра до беды в отношениях с императрицей. Однажды, в одиночестве работая в своем кукольном театре, он обратил внимание на звуки из-за запертой двери, соединяющей его покои с покоями императрицы. Он не удержался и при помощи подручного инструмента просверлил в двери дырки, чтобы подсмотреть, что происходит в соседней комнате. Ту комнату императрица использовала для обедов в узком кругу. В ней находился механический стол, способный опускаться и подниматься, чтобы этажом ниже могли собирать и заменять блюда. Таким образом исчезала нужда в слугах непосредственно в комнате.[20] Взглянув в просверленные дырки, Петр увидел фаворита императрицы графа Разумовского в парчовом халате, обедающего с императрицей и несколькими ее ближайшими друзьями. (Халат был гораздо более значительным предметом в XVIII веке, чем сейчас, и носили его поверх другой одежды. То, что подглядел Петр, было скорее компанией императрицы в неформальном платье, а вовсе не прелюдией к постели.) Не в силах сохранить открытие в тайне, он пригласил подглядывать членов своей свиты — что они и сделали, — а затем распространил приглашение на Екатерину и ее дам. Он зашел так далеко, что даже поставил вокруг дырок для подглядывания скамейки и табуретки. Когда Екатерина поняла, что происходит, она отказалась принимать в этом участие — вероятно, лучше Петра представляя себе ярость императрицы, если она обнаружит, что за ней шпионили. Реакция Екатерины на это необычайное предприятие охладила пыл остальных; даже Петр немного испугался и вернулся к работе в кукольном театре.

Императрица, что было неизбежно, проведала о происшествии. После посещения церкви в воскресенье она пришла в апартаменты Екатерины, чтобы отругать племянника. Петр, который, в отличие от Екатерины, не ходил в церковь, скучая, бродил по покоям в халате и с ночным колпаком в руках. После обычных приветственных поцелуев Елизавета стала обвинять его в чудовищной неблагодарности и в том, что он ведет себя как ребенок. Он сделал ошибку, попытавшись протестовать. Это разъярило императрицу еще больше, и она начала осыпать его проклятиями. Даже Екатерина расстроилась, хотя Елизавета заявила ей, что к ней выговор не относится. Когда ливень брани утомил ее, она попрощалась и ушла. Петр с Екатериной были настолько подавлены, увидев императрицу в таком гневе — «как фурия»^{78}, по определению великого князя, — что решили обсудить это между собой за обедом, поэтому пообедали вдвоем в покоях Екатерины.

Последствия на этом не закончились, так как инцидент был использован в качестве предлога для введения более жесткого надзора за великими князем и княгиней. В мае двор переехал в Летний дворец, и в конце месяца императрица назначила Екатерине новую обер-гофмейстерину — Марию Чоглокову. На пять лет старше, чем Екатерина, она была кузиной Елизаветы и, по словам Екатерины, «необразованной, злобной и эгоистичной»^{79} женщиной. Ее муж Николай, который временно отсутствовал, выполняя незначительную дипломатическую миссию, был одним из камергеров императрицы. Мадам Чоглокова была близка также к графу Бестужеву, к которому Екатерина все еще испытывала сильное недоверие и которому теперь императрица приказала составить инструкции «для персон, приставленных служить великому князю и великой княгине» — то есть для Чоглоковых — относительно того, на что именно им следует направить внимание и усилия. Из инструкций, касающихся Петра, ясно, что у него были проблемы с представлениями о приемлемом поведении при дворе (он чувствовал бы себя дома при дворе своего деда, Петра Великого, который ничего не любил больше, чем подшучивать над своими придворными и иностранными визитерами):

«Персона, отобранная составить компанию великому князю, должна будет стараться делать замечания по поводу определенных неподобающих привычек Его императорского высочества. Он не должен, например, выливать на головы слуг содержимое своего стакана, не должен обращаться с грубыми выражениями или неприличными шутками к тем, кто имеет честь оказаться возле него, включая знатных иностранцев, принимаемых при дворе; или корчить гримасы на публике и без конца дергать руками»^{80}.