Екатерина Великая

«Прошу Ваше величество оказать мне доверие и убрать караул из второй комнаты, так как та одна, которую я занимаю, настолько мала, что я едва могу в ней передвигаться. Как Ваше величество знает, я все время двигаюсь по комнате, и у меня распухают ноги, если я не могу этого делать. Также прошу вас приказать, чтобы офицеры не оставались все время в одной со мной комнате, так как у меня есть потребности, которые я не могу выполнять в их присутствии. Прошу Ваше величество не обращаться со мной как с преступником, так как я никогда не обижал Ваше величество. Обращаюсь к великодушию Вашего величества и прошу соединить меня как можно скорее с указанными персонами в Германии. Бог воздаст Вашей чести.

Ваш покорный слуга Петр.

P. S. Ваше Величество может быть уверено, что я ничего не предприму против вас лично и против вашего правления»^{290}.

Он написал также короткую записку, в которой просил Екатерину вернуть ему Елизавету Воронцову и позволить ему уехать в Германию с людьми, коих он попросил сопровождать его.

Петр все еще находился под надзором Алексея Орлова и Федора Барятинского среди прочих конвоиров. Похоже, Орлов обращался с ним достаточно хорошо, помогая ему убивать время в карточных играх. Питались все вместе; все блюда сопровождалась большим количеством вина, к которому они привыкли. Складывалась зыбкая ситуация. 2 июля Алексей написал Екатерине шифрованную записку, которая должна была насторожить ее, показав потенциальную опасность ситуации для Петра:

«Мы с отрядом в порядке, только наш Монстр [то есть Петр] серьезно болен — у него неожиданные колики. Боюсь, что сегодня ночью он может умереть, но еще больше боюсь, что он выживет. Первый страх вызван тем, что он постоянно болтает всякую чепуху, которая нас развлекает, а второй тем, что он реально опасен для всех нас. Он ведет себя так, будто ничего не произошло»^{291}.

Петр заболел острой формой расстройства желудка. Болезнь, должно быть, его необычайно смущала, так как он вынужден был облегчаться в присутствии караула. В среду вечером 3 июля его посетил личный врач, доктор Людерс, который дал ему лекарство. На следующий день доктор Людерс зашел к хирургу Паулсену, чтобы посоветоваться. Оба доктора к вечеру решили, что Петр поправился. 5 июля французский атташе Беранже с оптимизмом писал графу де Шуазелю: «[Петр] предполагает жить философом. Думаю, все, чего ему будет не хватать — это свободы»^{292}. Но тем же вечером Петр опять почувствовал себя плохо, а на следующий вечер Екатерина получила от Алексея Орлова записку, полную сострадания и смущения: