Екатерина Великая. Греческий прожект

В Петербурге политическими делами совсем недавно ведал князь Александр Михайлович Голицын, управлявший столицей во время Пугачевского восстания, и немало положившего своего живота с «принцессой» Таракановой. Главное же, при нем в центре города, появился памятник Петру Великому. После его безвременной кончины, на его место назначен тайный советник Рылеев Никита Иванович. Екатерина ожидала от него таковой же активной деятельности. В настоящее время он достраивает Мраморный дворец, предназначенный для Григория Орлова, коий умер, не дождавшись сего подарка от императрицы. Но ничего, подрастают ее старшие внуки: им надобны достойные дворцы для жизни.

Императрица с с аттенцией относилась к порядку не токмо в столице, но и во всей стране. Общественное мнение и его спокойствие было важно в государстве, поелику, по ее указу, языкатых не щадили. Государыня Екатерина Алексеевна понимала, каковую опасность таят для нее и ненужные пересуды, могущие, так или иначе, привести к волнениям. Поелику, с начала своего царствования, она настойчиво требовала выведывать и наказывать распространителей всяких врак. Следовало приглядывать почти за каждым поданным, и оное, она почитала, не составляет большого труда при созданной и утвержденной ею системе сыска. К тому же, по ее указу, дважды в неделю положено было веселиться на маскерадах: по вторникам – во дворце, в другие дни – у кого-нибудь из придворных. За столом, за игрой в карты, не без винных возлияний, вестимо, шли пересуды о придворных новостях, о различных слухах, о фаворитах. Шешковский и его агенты были обязаны прогуливаться по маскера-дам, великосветским салонам, балам и приемам, прислушиваясь к разговорам и слухам, и, не медля, принимать примерные меры. Насмешница, государыня Екатерина Алексеевна, ради того, дабы потешить себя, придумала еще одно средство для отвращения в столицах пустых речей: она поручила генерал-аншефу, графу Якову Александровичу Брюсу распространять в обществе ею же придуманные безобидные слухи, собственноручно советуя в письмах, как сие учинять. И действительно, время от времени, ничего не подозревающий высший свет, обсуждал сплетни, пущенные самой императрицей. Посмеиваясь, государыня объясняла своему окружению: «и рты заняты пережевыванием пущенной «утки», и спины не надобно было подставлять под кнут». Не забавно ли?

* * *

Новогодние праздники прошли для Екатерины, как она и ожидала, весьма пресно: к чему веселиться, когда нет на свете любимого Сашеньки Ланского. Ничего радостного не было и после праздников. Едино, она порадовалась за своего близкого друга Льва Александровича Нарышкина, выдававшего замуж свою дочь, ее крестницу, Екатерину Львовну, за красавца камер-юнкера Юрия Александровича Головкина, недавно переехавшего из Голландии вместе со своим умным и не в меру язвительным двоюродным братом Федором. Поскольку молодой граф Головкин не имел состояния, то Нарышкины, особливо, мать невесты, фрейлина ее двора, графиня Марина Осиповна, не хотели сначала выдавать свою дочь за него. Оно и понятно, жена графа, мать его семерых детей, самолично управлявшая обширными владениями своего супруга, отличалась прижимистостью. Она выдавала мужу на шалости и, как она почитала, покупку всякого вдору, не более, как по рублю в день. Нищего жениха Мария Осиповна откровенно не жаловала, и, видя, что совсем не красавица, но весьма обходительная и умная крестница ее влюблена в Головкина, Екатерина не могла не помочь обрести ей счастье с графом. Она пожаловала ему большие имения, дабы родители ее все-таки согласились на сей брак. За оный жест, решивший его судьбу, граф Юрий Александрович боготворил императрицу. Сие стало первым случаем, после смерти Александра Ланского, когда императрица приняла личное участие в чем-то, что не касалось государственных дел. До оной свадьбы императрица жила только прошлым, в мыслях все о нем, о Сашеньке. Давно придворные забыли о больших, средних и, тем паче, малых Эрмитажных собраниях, забыли об играх с самой императрицей в жмурки, веревочки, фанты и пении с ней народных песен. Сама она иногда заходила в полном одиночестве в свой любимый Эрмитаж – царство картин, книг, скульптур. Затем шла по аллеям, послушать пение птиц под стеклянными куполами Зимнего сада, как это часто делала вместе с Сашей Ланским, когда он был жив.