Екатерина Великая. Греческий прожект

– Да, Ваше Величество, – соглашался Баур, – ежели бы не Николай Репнин, генерал Суворов бы погиб. Главнокомандующий выговаривал ему, что солдаты не так дешевы, чтобы ими жертвовать по пустякам.

– Правильно говорит! – строго заметила императрица. – Однако, сам, сказывают, наш герой – князь Потемкин, командуя бомбардировкой из наших пушек, стоял во весь рост, сияя огромными алмазами на мундире.

Помявшись, генерал Баур ответил:

– Да, Ваше Величество! Главнокомандующий стоял в мундире с Вашим, государыня-матушка, портретом на груди, усыпанным брильянтами, блеском коих, стало быть, тем самым, привлекал огонь на себя.

Екатерина расширила глаза:

– Что вы говорите! Так оное и в самом деле имело место? Он что? Желает смерти себе?

Екатерина, резко поднялась, и, не спуская глаз с Баура, нервно, натыкаясь на кресла и стулья, прошлась по кабинету.

Адъютант, волнуясь, сжимая огромной рукой эфес шпаги, смущенно ответствовал:

– Нехотя, но, думаю, желает, государыня. Около него, опричь Синельникова, убило солдата и двух лошадей.

– Боже! Безумец! О чем думает сей человек, уму непостижимо!

– Поле, перед Очаковым, ровное, государыня-матушка. При появлении наших войск, турки стали полосовать их шквалом заградительного огня. А князь, сами знаете – бесстрашный человек!

Екатерина выдохнула, опустилась на диван, и с упреком посмотрела на генерала:

– Фаталист! – воскликнула она. – Он фаталист, а вы куда смотрите?

Флигель-адъютант, повесив голову, тихо заметил:

– Разве Светлейший князь кого слушает…

Рассерженная императрица, молчала с минуты две, засим испросила:

– Что же солдаты?

– Они боятся, что останутся под Очаковым до новой зимы, и паки будут мерзнуть и болеть. От дизентерии, Ваше Величество, почти никто не излечивался, каждый день умирали люди.

Императрица всполошилась:

– И что же, князь ничего не делал для них?

Генерал-лейтенант возразил:

– Отнюдь! Князь Потемкин раздал им много денег, он обеспечил их тулупами, шапками, овчинными или войлочными галошами. Спали они в утепленных палатках. И все равно умирали. Сказывают в австрийской армии еще поболее нашего мор.

Екатерина сокрушенно покачала головой, пальцы ее нервно барабанили по столу:

– Что ж он медлит? Право же, я теперь ничего так не хочу, как токмо услышать о взятии Очакова! Ужели он паки ничего не учинит до самой зимы?

Сразу после аудиенции, императрица отписала Светлейшему, выражая свое недовольство его появлением перед неприятелем во весь рост, словами:

«Уморя себя, уморишь и меня. Зделай милость, впредь удержись от подобной потехи».

Письмо вез тот же курьер, с ним она отправила князю памятное блюдо, крупный брильянт и шубу.

Записки императрицы:

Генерал-лейтенант Баур привез не самые лучшие вести.

Несмотря на то, что граф Завадовский просил графа Степана Воронцова в Лондоне, дать почувствовать секунд-ротмистру Бобринскому Алексею, что я недовольна его поведением, он все равно медлил с отъездом и вот, наконец, появился в Риге. Приказ мой – направиться в крепость Ревель и ждать графа Завадовского для дальнейших разъяснений его поведения за границей.

Пока я была в Тавриде, молодой бумагомарака Иван Крылов сподобился печатать в типографии Ивана Рахманинова ежемесясный сатирический журнал «Почта духов», тщась отобразить недостатки русского общества в форме переписки гномов с неким волшебником. Токмо что прочла два из них. Однако, в августе журнал закрыт, понеже мало подписчиков. Мыслю отослать его путешествовать за границу за казенный счет, пусть наберется ума с его рифмоплетством.

Достроен Большой Эрмитаж архитектором Ю. М. Фельтеном для хранения коллекций картин.

* * *

Еще в начале лета, из лагеря на Буге, князь Потемкин прислал государыне не очень приятное письмо о замирении со Швецией. Он писал: