Екатерина Великая. Греческий прожект

– Боже мой, лодки бьют корабли! Где таковое бывало! Сей же час отправляемся отметить победу! Я без ума от радости! Вот теперь можно и атаковать Очаков моими сухопутными войсками.

Де Линь тут же польстил ему:

– Конечно, князь, вы баловень! Такой победы не снилось никаким Цезарям и даже Александру Македонскому!

Князю Потемкину было доложено о Нассау и Джонс, кои надменно и не на шутку ссорились, выясняя, кому больше принадлежит доля победы. Главнокомандующему было ясно, что победой русские пуще всего обязаны артиллерии Бентама и умению вести морской бой – принцу Нассау, к слову сказать, совершенно не умевшего изъясняться по-русски.

В ту же ночь князь Таврический приплыл по реке Бугу на флагмане Павла Ивановича Джонса «Святой Владимир», где был устроен обед и поднят флаг Потемкина – адмирала Черноморского и Каспийского флотов. Наутро он отправил адъютанта с письмом к императрице:

«Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня! Поздравляю с победой знаменитой! Капитан-паша, хотевши нас проглотить, пришел со страшными силами, ушел с трудом. Бог видимо помогает. Мы лодками разбили в щепы их флот и истребили лутчее, а осталась дрянь, с которою он уходит в Варну. Матушка, будьте щедры к Нассау, сколько его трудов и усердия. А пират наш не совоин.

Верный подданный

Князь Потемкин-Таврический».

«Пиратом» он неприязненно называл Пола Джонса.

Каково же было счастье для Главнокомандующего, когда через колико дней он получил известие еще об одной знаменательной победе русского флота, возглавляемого контр-адмиралом Марко Войновичем.

Третьего июля состоялось сражение недалеко от дельты Дуная у острова Фидониси – первое морское сражение между Севастопольским флотом России и флотом Османской империи. У турок был двойной перевес в пушках. Занимая наветренное положение, турецкий флот выстроился в две кильватерные колонны и начал спускаться на русскую линию. Первая колонна турок, возглавляемая Эски-Хасаном, атаковала авангард русских под командой бригадира Федора Ушакова. После недолгой перестрелки с двумя русскими фрегатами – «Берислав» и «Стрела» – и 50-пушечными фрегатами, два турецких линейных корабля были вынуждены выйти из боя.

На помощь фрегатам устремился корабль «Святой Павел» под командованием Федора Ушакова. Корабль Kапудан-паши оказался с одного борта под огнем фрегатов, а с другого – корабля Ушакова. Сосредоточенная стрельба русских судов нанесла турецкому флагману серьезные повреждения. Удачный залп с фрегата повредил корму и бизань – мачту флагмана, и Хасан-паша стал стремительно уходить с поля боя. За ним последовал и весь турецкий флот.

Несмотря на то, что сражение у острова Фидониси, в целом, конечно, не оказал значительного влияния на ход войны, Главнокомандующий отмечал ее, как первую победу флота над значительно превосходящими силами противника, имевшую большое значение касательно поднятия военного духа моряков. Встречал князь Потемкин своего героического друга, Федора Ушакова на берегу. На радостях, расчувствовавшийся князь Потемкин, со слезами на глазах, обнял его и троекратно облобызал на виду у своего окружения.

Через девять дней Эски-Хасан-паша, после поражения первого июля, дабы взять реванш, привел на Лиман весь свой флот, состоящий из пятнадцати кораблей, десяти фрегатов, сорока пяти гребных кораблей.

Принц Нассау-Зиген держал совет с Джонсом и Бэнтамом, решая, каковым образом вести совместный морской бой. Между принцем и Джонсом паки вспыхнула ссора. Не поладив между собой, они передали командование адмиралу Мордвинову, который всякий раз отбиваясь, не предпринимал решительного сражения.

В конце июля турки произвели сильную вылазку из крепости, сбили на левом фланге пикеты бугских казаков, но были остановлены любимым гренадерским Фанагорийским полком Суворова, с которым сам генерал ринулся в бой и, заставив противника отступить, бросил в атаку еще один батальон, решив ворваться в Очаков вместе с отступавшим неприятелем.

Потемкин, наблюдавший за боем, четыре раза посылал адъютантов с одним и тем же приказом: «Немедленно вернуться в лагерь», но Суворов продолжал бой. Русские уже потеряли более пятисот человек, когда Суворов был ранен в шею и приказал принявшему от него командование генерал-поручику Юрию Богдановичу Бибикову, отходить. Но было уже поздно – русские побежали и многие были перебиты.

Потемкин потребовал объяснений. Суворов обиделся и через пять дней уехал в Кинбурн. Там он заболел лихорадкой, дыхание его было затруднено, сильно болела новая рана, начались частые обмороки. Дело дошло до созыва консилиума. Суворов не вставал с постели больше месяца.