– Никакой роли Помпадуры Потемкин не играет. Императрица умная и самолюбивая женщина. Она не из тех, кто позволила бы «поставлять» ей мужчин, даже Потемкину. Оба они для оного слишком горды.
– Ой, ли? – паки буркнул граф Александр.
Анна Никитична паки бросилась изъяснить поведение императрицы:
– А сами посудите: ужели он поставил ей своего соперника Завадовского? Князь Таврический, всем известно, хотел убрать его со своего пути. Но не смог, пока сама императрица не сочла нужным с ним расстаться. Или Зорич. Потемкин, я знаю, дабы удостовериться, нравиться он государыне, али нет, послал ей письмо, где всеподданнейше просил определить Зорича себе в помощники, пожаловав ему такую степень, какую императрица за благо признать изволит. Она дала ему чин полковника, ясно показывая – Зорич ей нравится. Государыня сама мне об том рассказывала.
Лев Нарышкин согласно кивнул:
– Потемкин, вестимо, желает, чтобы она была счастлива, а он сохранял бы при ней свою власть. Князь всегда учиняет «пробный шаг» подобным образом, дабы не унизить ее достоинства. Поелику, она обыкновенно обращается к нему за его разумным руководством. Но, разумеется, выбор она делает всегда сама.
– А Ланской? – испросила, влюбленная в Светлейшего князя, Наталья Львовна.
– А что – Ланской… – ответствовал ей отец, граф Лев. – Он состоял адъютантом Потемкина, но все знают, что князь прочил в фавориты кого-то другого. Екатерина же приметила себе Ланского.
– Стало быть, – удивленно вопрошала младшая дочь, Анна Львовна, – даже естьли фаворит искренне любит Екатерину, подобно Завадовскому или Ланскому, ему приходится мириться с постоянным присутствием Потемкина, чьи комнаты по-прежнему соединяются с апартаментами императрицы.
Никто на сей вопрос не отозвался, но ее мать, Марина Осиповна, паки довольно любопытно изразилась:
– Трудно отделаться от ощущения, что императрица желает едино одного, дабы молодые люди относились к ней и князю Потемкину, как к родителям.
– Может статься. – подумав, согласилась Анна Никитична. – И ничего удивительного! – Она развела руками, тщась объяснить свое мнение. – А что вы хотите: собственного сына, Павла, ей не позволили воспитывать самой, поелику естественно, что она переносит свои материнские чувства на фаворитов: они ей, как сыновья.
Говоря об этом, Нарышкина усмехнулась:
– Не раз я слыхивала ее слова, что она делает и государству немалую пользу, воспитывая молодых людей. Да и я сама зрила: каждый ее новый «случай» начинался с ее поистине материнской любви и восхищения красотой и достоинствами нового любимца. Она токмо и делает поначалу, что восторгается им и ведет себя так, будто собирается провести с ним весь остаток своих дней. Да что там говорить, сами знаете: любовь слепа и ни зги не видит.
– Что уж и сказывать: для милого не жаль потерять и многого, даже царского достоинства, – язвительно заметил молодой граф Александр. – Эх, женщины! – воскликнул он, оглядываясь на свою красавицу жену, коя в сей момент перешептывалась с графиней Екатериной Львовной.
Три месяца назад, в конце апреля Суворов одновременно с генералом Михаилом Кутузовым получили назначение отправиться в Кишинев. Выехав из Петербурга, вскоре они предстали перед генерал-аншефом князем Репниным. Кутузов принял командование над Бугским егерским корпусом. Ознакомив генерала Суворова с планом предстоящей кампании, князь Репнин сообщил, что в текущем году боевые действия станут вестись в Бессарабии, а на Валахию никаких видов нет. Посему, Суворову было приказано отвести Вторую дивизию от города Бырлада за реку Васлуй.
Война с турками продолжалась. Наступило жаркое, палящее лето. Кишинев и прилегающие селения, сплошь были утоплены под старыми лиственными деревьям, кои давали приятную тень, располагающую к отдыху, приятным беседам, чему и предавался со своим окружением князь Николай Васильевич Репнин, исполнявший в отсутствие князя Потемкина должность главнокомандующего. Но война не давала покоя, где-то рядом находился враг, готовый неожиданно напасть. Суворову был дан семитысячный отряд для прикрытия левого берега реки Прут и поддержки в случае необходимости союзных войск. Прибыв в самый зной в Бырлад, генерал-аншеф сразу посетил, стоящий неподалеку, союзный австрийский корпус, под командой принца Фридриха Иосия Кобурга, человека храброго и прямого, чем он весьма пришелся по душе Александру Васильевичу. Вследствие медленного продвижения русской армии, турецкие войска в тридцать тысяч человек, под командованием Османа-паши, знавшего, что с австрийцами легче воевать, в отместку за русские победы, двинулись к Аджуду, дабы раздавить союзные им войска.