Молодые чужеземные дипломаты, видя тесную дружбу де Сегюра с князем Потемкиным, потихоньку меж собой возмущались по оному поводу.
– Весьма странно, мсье Сегюр, ваше неожиданное сближение с князем Потемкиным! – изразился как-то в кругу дипломатов пылкий и беспокойный прусский посланник, граф Герц.
– Что же странного в том, что нас сблизили вечные богословские вопросы, – возразил де Сегюр. – Опричь того, разговариваем о возможной торговле между Марселем и Херсоном.
Граф Герц бросил на него недоверчивый взгляд:
– Херсоном? Сим городом, коий и городом-то не назовешь, понеже он токмо недавно возник.
– Там, граф, стоят корабли в порту. Ведется торговля.
– Хорошо, пусть так. И никаких сделок между вами во вред Пруссии?
– Никаких!
– И ничего против Англии? – живо полюбопытствовал Фитц-Герберт.
Де Сегюр обернулся к нему, затем к фон Кобенцелю.
– Ничего! И паче того, ничего против Австрии!
Он ласково оглядел всех, усмехнулся и сказал дружелюбно:
– Господа, неприязнь между нашим кабинетом и петербургским нисколько не смягчилась. Императрица просто очень любезна, посему она так хорошо относится ко мне.
Дипломаты недоверчиво переглянулись, но все – таки вынуждены были принять сии слова на веру.
Сэр Герберт взволнованно заговорил:
– Не знаю, во что выльются наши отношения с Россией: сэр Питт лично не расположен к императрице Екатерине Второй.
– Как бы не так! – отозвался фон Кобенцель. – Ужели захочется Англии потерять торговые выгоды, исключительно им предоставленные в России. Ваши купцы, боясь потерять их, расточая подарки и услуги, сумели даже увеличить в Петербурге вывоз товаров и уменьшить их привоз. Ваши разбогатевшие купцы образовали здесь целый квартал, называемый Аглинскою линией. Честь вам и хвала!
– Честь и хвала нашему благоразумному правительству, – гордо парировал Фитц Герберт. – Оно предоставляет русским кредит на восемнадцать месяцев, а сами покупют у них на чистые деньги пеньку, мачтовый лес, сало, воск и пушной товар.
– Вот видите, сэр, – поддержал его Сегюр, – возможно ли мне, неопытному, молодому дипломату, бороться с такой силой в стране, где французских купцов можно пересчитать по пальцам, которые с трудом выдерживают нападки и всякого рода препятствия от ваших соотечественников. Всем известно, что ваших судов ежегодно входит в Неву две тысячи, в то время как французских всего-то – двадцать.
– Да, граф Семен Воронцов, являясь резидентом Лондона, отдает все выгоды англичанам, показывая свою слишком большую им приверженность, – отметил удрученно граф Герц.
– Однако, – заметил фон Кобенцель, теперь, когда отменена политика «Вооруженного нейтралитета», – такая приверженность может исчезнуть. Вот чего боится сэр Герберт, не правда ли? – обратился к нему австриец.
Чуть смутившись, аглинский посланник ответил:
– Ко всему надобно быть готовым. Конечно, нас беспокоит новая политика русского двора, направленную на сближение с Францией.
Все паки переглянулись, показывая глазами, что им все понятно.
После отставки Ермолова и примирения с князем Потемкиным, по его настойчивой рекомендации, императрица Екатерина Алексеевна изволила милостиво согласиться на приезд в Россию еще одного француза, друга графа де Сегюра – принца Шарля Нассау-Зиген. Сидя со Светелейшим князем наедине в кабинете, она говорила:
– Коли вы так настаиваете, князь, я разрешаю ему плыть по Черному морю с русским флагом… Лишь бы турки дали ему проход. С них может статься: не пропускали же они недавно колико наших торговых судов.
– С них может статься, – сердито повторил за ней князь. – Но никуда они не денутся, пропустят!
– Дай-то Бог, князь! Что касаемо меня, то скажу более того: я жалую вашему Нассау земли в Крыму. Пусть осваивает и облагораживает новые русские земли.
Губы Светлейшего изогнулись в довольной улыбка:
– Сей принц, милостивая государыня-матушка, прибудет в Киев, куда вы приедете, как мы договорились, в начале января. А я, государыня, должон просить вас, отпустить меня в мою Новороссию, дабы приготовить все к вашему приезду.
Екатерина медлила с ответом. Ей никак не хотелось расставаться с ним. Обратив на него свой приветливый взгляд, она жалобно промолвила:
– Милостивый и любезный князь Григорий Александрович! Я понимаю, что вы рветесь скорее в свое наместничество, но что мне, слабой женщине, делать без вас со всеми надвинувшимися делами?
Светлейший смотрел на нее, иронически морща губы.