– Да, доподлинно, Старый Фриц был коварным политиком, сущим Макиавелли! К тому же, удивительным везунчиком с самого начала его полководческой карьеры. Есть ли бы не генерал Шверин, выдержавший удар австрияков, не видать бы прусскому королю Силезии, как своих ушей.
Екатерина согласно добавила:
– И во всех последующих войнах ему помогали счастливые случайности. Особливо, ежели припомнить, чем бы ему обошлась война с нами после поражения при Кунерсдорфе, естьли бы, как раз на то время, не умерла наша императрица Елизавета Петровна. У нас в руках уже были ключи от Берлина, и могло статься, что Фриц и всю свою Пруссию бы потерял.
– Да-а-а. Уж постарался тогда наш император-батюшка, Петр Федорович! Видать, Бог специально дал жизнь сему русскому императору, дабы спасти Пруссию, – заметил угрюмо Светлейший князь.
Екатерина, усмехнувшись, возразила:
– Бог позаботился такожде, чтобы дать жизнь и мне, дабы все уравновесить в нашем мире.
Все с почтением посмотрели на императрицу. Паузу нарушил камер-юнкер Федор Головкин.
– Любопытно, как сей Фридрих обходился без двора? Сказывают, к его двору не допускались ни женщины, ни священники. Король жил без придворных, без совета и без богослужения.
– Праздники устраивались считанные разы в году, – живо делился де Сегюр тем, что знал о прусском дворе, как свидетель той жизни, находясь там, в качестве посла. – Перед Рождеством, – продолжал он, – Фридрих покидал свой дворец Сан-Суси под Потсдамом и приезжал в Берлин. Здесь устраивал великолепные балы, оперы, пиры. В них принимали участие все берлинцы. Через месяц король возвращался назад к своим книгам.
– Бедный, потом месяц, мучился из-за затрат на все оное великолепие, – с насмешкой заметила государыня.
Де Сегюр еще более оживился:
– Да, я свидетель: он ходил в заношенном до дыр зеленом мундире. Поговаривали, что штаны и белье у него были тоже с дырами, к тому же, он не снимал мундира и сапог даже дома. Вместо халата носил полукафтан. Спал мало, вставал в пять-шесть утра.
Екатерина с усмешкой поведала:
– Я его видела, когда была совсем девочкой, сорок два года назад. Он был невысоким человеком, с пронзительными глазами. Вы его, граф Луи, видели совсем недавно. Как вам он показался?
Луи де Сегюр, чуть пожав плечом, изрек:
– Маленький, на лице пронизывающие полупрезрительные глаза и крупный крючковатый нос. Словом, с первого взгляда, общее впечатление не самое лучшее.
Потемкин рассмеялся:
– Умер, бедняга, от недоедания… У нас на Руси люди в таковых случаях приговаривают: «Совсем было приучил цыган кобылу не есть, а она взяла да подохла!»
От сей поговорки некоторые захихикали. Государыня Екатерина улыбнулась, но вздохнув, молвила:
– Понеже сей король не имел собственных детей, трон унаследует его племянник, сын принца Генриха.
Потемкин развел руками:
– Более некому. Чаю, у нового короля нет, и не будет макиавеллиевого ума дяди Фрица. Уж не знаю, к добру ли он, али к худу для нашей политики, одно ведаю: делая зло, на добро нечего надеяться. Чаю, сей молодой король ведает об том.
– Время покажет, – молвила императрица. – И весьма скоро: «струны готовы, недалеко и до песен», – добавила она многозначительно.
Неожиданно, в кабинете императрицы, завязалась эмо-циальная беседа князя Потемкина с французским посланником.
Потемкин, сверкнув своим единственным глазом, весьма категорично заявил:
– Вы ведь сами подстрекаете турок против нас! Что же вы хотите после этого?
Слегка опешивший французский посланник, быстро нашелся:
– Мы вовсе их не подстрекаем! – горячо возразил он. – Но мы можем потерять всяческое политическое влияние на них, естьли, зная о ваших действиях на Кавказе и приближении ваших войск к Турции через Грузию, ведая о деятельном вооружении войск и недружелюбном поведении ваших консулов в Архипелаге, не станем советовать Порте, думать об обороне, и не доверяться слепо вашим мирным уверениям.
Князь Потемкин, уставившись на де Сегюра скептическим взглядом, сказал с недоброй ухмылкой: