Екатерина Великая. Греческий прожект

– Она застала короля, отказавшегося уже от нее. Он был тайно женат на госпоже Ментенон, бывшей няньки их с Монтеспан детей. Сию Ментенон она описала в подробности: выражение лица – постное, одета в пышное тяжелое платье мышиного цвета, невзрачной наружности. Дама набожная, с безупречными манерами. По словам графини, она покорила короля своей богобоязненностью и подвигла его отказаться от любовниц, вернуться к своей законной супруге Марии-Терезии, а как та умерла, позволила ему жениться на себе.

Екатерина удивленно повела бровью.

– Вот как бывает! Невероятно! До сих пор я знала другую сторону его жизни.

– Говорю же, графиня Румянцева – кладезь всевозможных знаний о прошлой, не токмо русской, жизни. Кое-что рассказала о Джоне Черчилле, герцоге Мальборо. Представьте, графиня побывала и в его лагере.

Екатерина весело отозвалась:

– Говорят, сей генералиссимус был красавцем и самым выдающимся аглинским полководцем, и, как мне известно, особливо отличился в войне за испанское наследство.

– Да, Румянцева с особливым удовольствием восхваляла его, как полководца, – отметил князь.

– Хм. Графиня Румянцева у нас, можливо сказать, как и княгиня Голицина, живая легенда.

– О! Голицына, право, другой коленкор! – рассмеялся Потемкин. – Она тут в столице, была вторая, после вас, государыня-матушка. Генеральша, чуть ли не императрица! Теперь она в Париже, может статься, сделалась вторая после королевы Антуанетты. С нее станет!

Екатерина насмешливо сузила глаза:

– Ой, ли, князь! Я полагала, вторым после меня все почитают вас, мой друг!

* * *

Смерть Фридриха Второго, постигшая его в Потсдаме, в его любимом дворце Сан-Суси, в середине августа, прошла как-то незаметно в России. Пруссия же, вестимо, скорбела и провозгласила покойного короля – Великим. Получив известие о его смерти, Екатерина немного растерялась. Переговорив с Безбородкой, она велела позвать в кабинет князя Потемкина.

– В мире грядут перемены, Светлейший князь, – сказала она грустно. – Боюсь плохих перемен…

– А чего нам бояться? С нашей-то армией! С нашими Суворовым, Румянцевым, Репниным, Кутузовым и многими другими…

Взгляд Екатерины повеселел. Она улыбнулась. Перебирая перья на своем письменном столе, она промолвила:

– Фридрих пережил Панина всего лишь на три года. Король весьма ценил нашего министра, понеже Никита Иванович был его большим сторонником, и не был, мыслю, столь слепым в отношении Пруссии, каким его выставляли Орловы. Польшу граф Панин стремился полностью включить в сферу влияния России, и не был склонен делить сие влияние, а тем более – саму территорию Польши. Здесь «Хитрый Лис» обошел его, сумев под шумок прибрать к своим рукам жирный кусок Польши.

Вздохнув, Безбородко тоже изложил свою мысль:

– Со своим «Северным Аккордом», граф Панин тщился соединить династии Бурбонов и Габсбургов – государства, интересы которых были совершенно противоположны. К примеру, что общего может статься промеж Пруссии, Британии и Саксонии?

Екатерина, слушавшая с аттенцией, махнула рукой, дескать, все ваши разговоры хороши, но:

– В том то и дело! Что толку? – скептически заметила она. – Желая осуществить свой «Северный аккорд», граф Панин главную свою аттенцию обратил на отношения со Швецией. Однако его политика касательно сей страны была весьма неудачна: его тщание подчинить Швецию токмо русскому влиянию и устранить французское, стоила нам громадных денег и не привела к желаемому результату. Граф Панин грозил Швеции вооружённым вмешательством на малейшее изменение шведской конституции, но, когда десять лет назад, король Густав восстановил самодержавие, нам, занятым турецкой войной было не до них, да и Фридрих был на их стороне.

Князь Потемкин, слушавший с большой аттенцией, возразил:

– Однако Панину мы обязаны возведением на престол Станислава Понятовского. Опричь того, видя в расширении прав диссидентов усиление русского влияния, Фридрих не менее энергично действовал в диссидентском вопросе и в уничтожении liberum veto.

Екатерина кивнула.

– Это да! Здесь он со мной не расходился. Но он не предусмотрел тех осложнений, которыми грозило вмешательство во внутренние дела Польши, и был совершенно не подготовлен к вспыхнувшей восемь лет назад войне с Турцией.

– Та война, как раз, весьма неблагоприятно отразилась на его положении, – заметил Безбородко, – во всех неудачах обвиняли его: он был виновен и в разрыве с Турцией, и в том, что Россия осталась в сей борьбе без союзников. Он, Панин…

Потемкин прервал его:

– Но, в то же время, той войной воспользовался хитрый Фридрих, дабы привести к осуществлению давно желанный его прожект разделения Польши между Австрией, Россией и Пруссией.

Безбородко ввернул:

– На приобретение части Польши не можно нам смотреть, как на победу, понеже Австрия и Пруссия получили лучшие части даром. Поелику, правильно покойный князь Орлов упрекал Панина за усиление Пруссии. Князь Григорий лично мне пенял, что люди, составлявшие сей раздельный договор, заслуживают смертной казни.