В самом начале их отношений Екатерина имела трех союзников. Одним из них был Хэнбери-Уильямс, двумя другими – Бестужев и Лев Нарышкин. Канцлер дал понять, что хотел бы подружиться с Понятовским в интересах Екатерины. Нарышкин также быстро взял на себя роль друга, спонсора и советчика нового фаворита. Подобную функцию он уже исполнял во времена романа Екатерины с Салтыковым. Когда Нарышкин слег в лихорадке, он послал Екатерине несколько писем, написанных изысканным слогом. Содержание было пустяковым – просьба прислать фрукты и варенье, – но стиль писем оказался таким, что Екатерина почти сразу же догадалась: автором являлся не сам Нарышкин. Позже он признался, что письма сочинил его новый друг, граф Понятовский. Екатерина поняла, что, несмотря на многочисленные странствия и искушенность, Станислав все еще оставался робким и сентиментальным юношей. Он был молодым романтиком-поляком, оказавшимся рядом с юной женщиной, несчастной в браке и вынужденной жить уединенно. Этого оказалось достаточно, чтобы увлечь его.
Вот какой предстала ему Екатерина:
«Ей было двадцать пять лет. Оправившись от первых родов, она расцвела так, как об этом только может мечтать женщина, наделенная от природы красотой. Черные волосы, восхитительная белизна кожи, большие синие глаза навыкате, многое говорившие, очень длинные черные ресницы, острый носик, рот, зовущий к поцелую, руки и плечи совершенной формы; средний рост – скорее высокий, чем низкий, походка на редкость легкая и в то же время исполненная величайшего благородства, приятный тембр голоса, смех, столь же веселый, сколь и нрав ее, позволявший ей с легкостью переходить от самых резвых, по-детски беззаботных игр к шифровальному столику, причем напряжение физическое пугало ее не больше, чем самый текст, каким бы значительным или даже опасным ни было его содержание».
Прошло несколько месяцев, прежде чем неопытный любовник собрался с мужеством и решился действовать. Даже тогда, несмотря на настойчивость своего нового друга Льва, упрямый воздыхатель мог довольствоваться лишь преклонением перед объектом своей страсти. Наконец, Нарышкин намеренно поставил Станислава в такое положение, из которого поляк не смог бы спастись отступлением, не рискуя при этом смутить великую княгиню. Не подозревая о том, что все это подстроено, он позволил привести себя к дверям ее личных покоев. Дверь оставалась чуть приоткрыта, Екатерина ждала внутри. Годы спустя Понятовский вспоминал: «Не могу отказать себе в удовольствии написать здесь, что в тот день она была одета в скромное платье белого атласа; легкий кружевной воротник с пропущенной сквозь кружева розовой лентой был единственным его украшением». С того момента, как писал позже Понятовский «вся моя жизнь была посвящена ей».
Новый любовник Екатерины доказал, что не страдал заносчивой самоуверенностью, которая заставила ее капитулировать перед Салтыковым. В данном случае Екатерина имела дело с мальчиком, очаровательным, много путешествовавшим и умевшим вести беседу, но все еще мальчиком. Она знала, как себя вести, и когда он, наконец, преодолел колебания, Екатерина сделала красивого, но все еще девственного поляка настоящим мужчиной.
33
Мертвая крыса, отъезд любовника и рискованное предложение
В дипломатическом мире Европы происходили значительные перемены, а в маленьком, замкнутом супружеском мирке Екатерины и Петра сохранялась враждебность, характеризовавшая их отношения в течение последних десяти лет. В Станиславе Понятовском Екатерина нашла не только нового любовника, но и поддержку. Петр метался между фрейлинами Екатерины, оказывая внимание то одной, то другой. Вкусы и увлечения супругов были очень разными: Петра интересовали солдаты, выпивка и собаки; Екатерина предпочитала чтение, беседы, танцы и верховую езду.