Екатерина Великая. Портрет женщины

Зимой 1755 года почти всех гольштейнских солдат Петра отправили домой, и Екатерина с Петром вернулись из Ораниенбаума в Санкт-Петербург, где продолжили жить раздельно. Когда город замело снегом, а Неву покрыл лед, Петр стал отдавать дань своему страстному увлечению армией у себя в покоях. Теперь солдатами стали его игрушки, сделанные из дерева, олова, папье-маше и воска. Он выстраивал фигурки на узких столах, которых стояло так много, что он едва мог протиснуться между ними. К столам были прибиты латунные пластины, к которым крепились веревки. Когда за веревки дергали, пластины начинали вибрировать, создавая шум, который, по словам Петра, напоминал оружейный залп. В этой же комнате Петр руководил ежедневной сменой караула, во время которой свежий отряд игрушечных солдатиков, которым поручалось нести караул, заменял тех, кого освобождали от выполняемых обязанностей и убирали со стола. На этой церемонии Петр всегда появлялся в полном гольштейнском обмундировании, в ботфортах со шпорами, с офицерским значком и шарфом. Слуги, присутствовавшие на данной церемонии, также должны были надевать гольштейнскую форму.

Однажды, когда Екатерина вошла в комнату, она увидела большую крысу, висевшую на игрушечной виселице. В ужасе она спросила, почему здесь оказалась крыса. Петр объяснил, что она обвиняется в преступлении, которое по законам военного времени требует высшей меры наказания, поэтому ее казнили через повешение. Преступление крысы заключалось в том, что она перебралась через крепостную стену картонной крепости, стоявшей на столе, и съела двух часовых из папье-маше. Одна из собак Петра поймала крысу; преступница была немедленно подвергнута суду трибунала и тут же повешена. Теперь, заявил Петр, она будет висеть в течение трех дней в назидание всем остальным. Екатерина выслушала его и рассмеялась. Затем она извинилась, сославшись на то, что совершенно не знает военных законов. Однако ее шутливое замечание задело Петра, он рассердился на нее. Уходя, она заметила, что его поступок мог быть оспорен со стороны крысы, поскольку она была повешена, не получив возможности высказаться в свою защиту.

Зимой 1755/56 года Екатерина сблизилась с Анной Нарышкиной, свояченицей Льва Нарышкина, которая приходилась женой его старшему брату. Лев во многом способствовал возникновению этой дружбы. «Его вздорным выходкам не было конца», – вспоминала Екатерина. Он взял привычку прибегать к ней из комнаты Петра, и для того, чтобы войти, он мяукал у ее дверей, как кот. Одним декабрьским вечером, между шестью и семью часами, она услышала мяуканье. Нарышкин вошел и сказал Екатерине, что его свояченица больна, а потом заявил: «Вы должны пойти проведать ее».

– Когда? – спросила Екатерина.

– Сегодня вечером, – ответил он.

– Вы же знаете, я не могу выйти без позволения, и мне никогда не разрешат покинуть дворец, – возразила она.

– Я возьму вас с собой.

– Вы сошли с ума? – спросила Екатерина. – Вас отправят в крепость, и одному Богу известно, какие неприятности могут возникнуть у меня.

– Но никто ничего не узнает, – заверил ее Лев. – Я приду за вами примерно через час. Великий князь будет ужинать. Он почти весь вечер просидит за столом и не встанет, пока не напьется до такой степени, что ему захочется спать. Наденьте на всякий случай мужское платье, чтобы обезопасить себя.

Екатерине надоело сидеть в одиночестве у себя в комнате, и она согласилась. Лев ушел и, сославшись на головную боль, Екатерина рано отошла ко сну. Когда мадам Владиславова удалилась, Екатерина встала, оделась как мужчина и прибрала волосы. В назначенный час Лев промяукал под дверью. Они покинули дворец незамеченными и сели в карету, смеясь и радуясь удачному побегу. Когда они приехали к дому, где жил Лев Нарышкин вместе со своим братом и его женой, Екатерина обнаружила – и это открытие совсем не удивило ее – что и Понятовский находился там. «Вечер прошел, – как писала Екатерина, – в самом сумасшедшем веселье, какое только можно себе вообразить. Пробыв полтора часа в гостях, я ушла и вернулась домой самым счастливым образом, не встретив ни души».

Несколько дней спустя Лев организовал ответный визит к Екатерине и сопроводил своих друзей в ее покои так искусно, что ни у кого не возникло никаких подозрений. Компания наслаждалась этими тайными встречами. Зимой 1755/56 года они проходили по два-три раза в неделю, сначала в одном доме, потом – в другом. «Иногда во время представления, – вспоминала Екатерина, – не говоря друг с другом, а пользуясь известными условными знаками, хотя мы находились в разных ложах, а некоторые – в креслах, все мы мигом узнавали, где встретимся, и никогда не случалось у нас ошибки, только два раза мне пришлось возвращаться домой пешком, что являлось хорошей прогулкой». Эти счастливые вечера, любовь Понятовского, а также политическая поддержка Бестужева придали Екатерине уверенности в себе.