Екатерина Великая. Портрет женщины

Кризис в болезни продолжался всю осень 1756 года. Шуваловы были сильно встревожены и оказывали особое внимание великому князю. Бестужев занял другую позицию. Как и все в Санкт-Петербурге, он опасался за будущее и особенно боялся за себя. Он хорошо знал о предубеждениях и политической ограниченности Петра, наследника престола, а также о враждебности, которую Петр затаил против канцлера. Он не мог больше открыто выказывать дружелюбное отношение к Хэнбери-Уильямсу, поскольку Англия была теперь союзницей Пруссии. Но у него имелись и другие, более серьезные причины для беспокойства. Он начал стареть, годы опустошили его, а Елизавета, даже пребывая в добром здравии, являлась непростой в обхождении государыней. Теперь же, когда здоровье императрицы начало ухудшаться, а великий князь оказался настроен по отношению к нему враждебно, в императорской семье остался лишь один человек, к которому он мог обратиться за поддержкой. Их с Екатериной отношения укреплялись, а надвигающаяся война лишь способствовала этому сближению. К осени 1756 года и Екатерина, и Бестужев были серьезно обеспокоены вопросом о передаче власти, которая должна было состояться после смерти Елизаветы.

Бестужев стал строить планы. Он представил Екатерину своему другу генералу Степану Апраксину, которого назначил главнокомандующим русскими войсками, отмобилизованными против Пруссии. После этого он послал Екатерине черновик секретного императорского указа, который должны были обнародовать после смерти Елизаветы. В этом документе описывались изменения в российском правительстве. В нем предлагалось Петра немедленно объявить императором, а в то же время Екатерина формально назначалась бы его соправительницей. Бестужев планировал, что Екатерина от имени Петра будет заниматься административными делами страны, как она уже это делала в отношении Гольштейна. Разумеется, Бестужев не забыл и про себя: он полагал, что Екатерина будет осуществлять контроль над государством, полагаясь на его советы, и хотел сохранить для себя почти полную власть над страной. Пост, который он уже занимал, должен был остаться за ним, но к нему добавились бы и другие. Он по-прежнему будет канцлером, а также станет контролировать трех ключевых министров – иностранных и военных дел, а также флота, – и будет назначен полковником всех четырех полков императорской гвардии. Это был рискованный, буквально самоубийственный в политическом отношении документ. Бестужев хотел, чтобы в его компетенцию входило принятие решения относительно престолонаследования, а эта прерогатива принадлежала исключительно монархам. Если бы Елизавета прочитала этот документ, Бестужев мог поплатиться за него головой.

Когда Екатерина получила черновик документа, она отреагировала очень осторожно. Она не стала напрямую противоречить Бестужеву или пытаться отговорить его от этих планов, а высказалась очень сдержанно. Если позднее она признала его несвоевременным и чрезмерным в своих претензиях, то в тот момент лишь сообщила Бестужеву, что польщена отведенной ей центральной ролью. При личной встрече она поблагодарила Бестужева за его добрые намерения, но сказала, что считает его план преждевременным. Бестужев продолжил писать и перечитывать написанное, внося дополнения и изменения.

Екатерина осознавала, что эта затея очень опасна. С другой стороны, Бестужев предложил ей путь, который мог бы сделать ее правительницей империи. Но вместе с тем она понимала, что, если этот обличительный документ обнаружат, они с канцлером окажутся в смертельной опасности. Ярость Елизаветы, если она прочитает документ, будет ужасной.

34 Екатерина бросает вызов Брокдорфу и устраивает вечер

Весной 1757 года Екатерина заметила, что влияние Брокдорфа на ее мужа усилилось. Ясным тому подтверждением явился случай, когда Петр сообщил ей, что должен послать в Гольштейн приказ арестовать одного из подданных герцогства, человека по фамилии Элендсгейм, который поднялся на самый верх благодаря образованию и выдающимся способностям. Екатерина поинтересовалась, за что собирались арестовать Элендсгейма. «Видите ли, говорят, что его подозревают в лихоимстве», – заявил Петр. Екатерина спросила, кто обвинил его в этом. «О, обвинители, их нет, ибо все там его боятся и уважают; оттого-то и нужно, чтобы я приказал его арестовать, – объяснил Петр. – А как только он будет арестован, меня уверяют, что их найдется довольно и даже с избытком».

Екатерина вздрогнула. «Но если так приниматься за дело, – сказала она, – то не будет больше невинных на свете. Достаточно одного завистника, который распустит в обществе неясный слух, какой ему угодно будет, по которому арестуют кого вздумается. Кто дает вам такие плохие советы, позвольте вас спросить?»