«Ну, вы тоже всегда хотите быть умнее других», – пожаловался Петр. Екатерина ответила, что сказала так лишь потому, что она не верит, будто великий князь может совершить по своей воле подобную несправедливость. Петр продолжал расхаживать по комнате, а потом внезапно выскочил за дверь. Вскоре он вернулся и сказал: «Пойдемте ко мне, Брокдорф скажет вам о деле Элендсгейма, и вы увидите и убедитесь, что надо, чтобы я приказал его арестовать».
Брокдорф ждал их. «Поговорите с великой княгиней», – распорядился Петр. Брокдорф поклонился. «Так как Ваше Императорское Высочество мне приказывает, я буду говорить с великой княгиней. – Он повернулся к Екатерине. – Это дело, которое требует, чтобы его вели с большой тайной и осторожностью <…> Весь Гольштейн полон слухом о лихоимстве и вымогательстве Элендсгейма; правда, нет обвинителей, потому что его боятся, но, когда его арестуют, можно будет иметь их сколько угодно». Екатерина захотела знать подробности. Оказалось, что Элендсгейм являлся главой министерства юстиции, и его обвинили в мздоимстве, так как после каждого процесса проигравшая сторона жаловалась, что их противники выиграли, поскольку судьи оказались подкуплены. Екатерина заявила Брокдорфу, что он подталкивает ее мужа к совершению вопиющей несправедливости. Следуя его логике, заметила она, великий князь может посадить его, Брокдорфа, в тюрьму и заявить, что обвинения последуют позже. Что же касалось судебных процессов, добавила она, то весьма просто понять, почему те, кто проиграл, списывали свои неудачи на подкупленных судей.
Мужчины молчали, и Екатерина покинула комнату. Затем Брокдорф заявил великому князю, что все сказанное ею являлось лишь попыткой показать свое доминирующее положение, что она не одобрила бы любое предложение, которое поступило бы не от нее; что ей ничего не известно о мире, а также о политических делах; что женщины любят во все вмешиваться и портят все, во что им удалось вмешаться; что она просто не способна правильно оценивать ситуацию. Брокдорфу удалось опровергнуть советы Екатерины, и Петр послал в Гольштейн приказ об аресте Элендсгейма.
Екатерина была потрясена и возмущена, она обратилась ко Льву Нарышкину и остальным друзьям, чтобы они помогли ей. Когда Брокдорф проходил мимо, вслед ему кричали: «Баба-птица, баба-птица!» Бабой-птицей в то время называли пеликана – при дворе считалось, что некрасивый Брокдорф был очень похож на него. В своих «Мемуарах» Екатерина писала: «Он брал деньги со всех, кто хотел ему давать, и убедил великого князя делать то же самое и доставлял ему, таким образом, столько денег, сколько мог, продавая гольштейнские ордена и титулы тем, кто хотел за них платить».
Несмотря на все старания, Екатерина не смогла ослабить влияние Брокдорфа на Петра. Она обратилась к Александру Шувалову и заявила, что считает общество Брокдорфа опасным для молодого князя, наследника империи. Она посоветовала графу предупредить об этом императрицу. Он спросил, стоит ли упоминать ее имя. Да, сказала она и добавила, что, если императрица захочет услышать это от нее лично, она готова откровенно поговорить с ней. Шувалов согласился. Екатерина ждала и, в конце концов, Шувалов сообщил ей, что императрица найдет время побеседовать с ней.
Пока Екатерина ждала аудиенции, она смогла оказать положительное влияние на дела Петра. Однажды утром Петр вошел в ее комнату в сопровождении секретаря Цейца, который держал в руках какой-то документ. «Посмотрите на этого черта! – сказал Петр. – Я слишком много выпил вчера, и сегодня еще голова идет у меня кругом, а он вот принес мне целый лист бумаги, и это еще только список дел, которые он хочет, чтобы я закончил, он преследует меня даже в вашей комнате!» Цейц объяснил Екатерине: «Все, что я держу тут, зависит только от простого «да» или «нет», и дела-то всего на четверть часа».
«Ну, посмотрим, – сказала Екатерина. – Может быть, вы с этим скорее справитесь, нежели думаете».
Цейц начал зачитывать вслух, а Екатерина отвечала: «да» или «нет». Петр был доволен, а Цейц сказал ему: «Вот, Ваше Высочество, если бы вы согласились два раза в неделю так делать, то ваши дела не останавливались бы. Это все пустяки, но надо дать им ход, и великая княгиня покончила с этим шестью «да» и приблизительно столькими же «нет»». С этого момента Петр отправлял Цейца к Екатерине, когда от него лишь требовались ответы «да» или «нет». Наконец, Екатерина попросила Петра позволить ей подписывать приказы, касавшиеся дел, которые она могла решить без его участия. Петр согласился.