За два дня до отъезда Понятовский явился в Ораниенбаум в сопровождении шведского графа Горна, чтобы попрощаться. Оба графа оставались в Ораниенбауме в течение двух дней. В первый – Петр был с ними любезен, но на второй – он собирался напиться на свадьбе своего егеря и попросту ушел, оставив Екатерину развлекать гостей. После обеда она показала Горну дворец. Когда они дошли до ее покоев, маленькая болонка Екатерины начала злобно лаять на Горна, но, увидев Понятовского, радостно завиляла хвостом. Горн заметил это и отвел Понятовского в сторону. «Друг мой, – сказал он, – нет ничего более предательского, чем маленькая болонка; первое, что я делал для любимых мною женщин, – я дарил им болонку и благодаря ей всегда узнавал, пользовался ли у них кто-нибудь большим расположением, чем я. Это правило верно и непреложно. Вы видите, собака чуть не съела меня, тогда как не знала, что делать от радости, когда увидела вас, ибо нет сомнения, что она не в первый раз вас здесь видит». Через два дня после этого визита Понятовский покинул Россию.
Уезжая в июле 1756 года, Станислав Понятовский думал, что вернется через несколько недель. Но, несмотря на все старания, ему не удалось этого сделать, и Екатерина начала целую кампанию по его возвращению. Бестужев впервые смог убедиться в том, какая сильная воля у будущей императрицы. Всю осень 1756 года он пытался выполнить ее просьбу и убедить польский кабинет министров вернуть Понятовского в Санкт-Петербург. Он написал графу Генриху Брюлю, польскому министру иностранных дел: «При нынешнем критическом и очень деликатном положении дел, мне кажется все более необходимым, чтобы из Польского королевства к нам без промедления был отправлен чрезвычайный посланник, поскольку его присутствие поможет еще больше скрепить дружбу между двумя дворами. А так как я не вижу более приятной для моего двора кандидатуры, чем граф Понятовский, я предлагаю отправить к нам его». Наконец, Брюль согласился.
Теперь, казалось, возвращение Понятовского стало неизбежным, однако, к удивлению, Екатерины он остался в Польше. Что же помешало ему? В своем письме к Екатерине Понятовский объяснил, что дело было в его матери:
«Я так старался, чтобы она дала согласие на мой отъезд. Со слезами на глазах она сказала мне, что из-за этой истории она лишится моей привязанности, от которой так сильно зависело ее счастье; что тяжело было отказать мне, но на этот раз она была намерена не давать своего согласия. Я был вне себя; я упал перед ней на колени и умолял ее передумать. Она снова ответила в слезах: «Именно этого я и ожидала». Она ушла, пожав на прощание мне руку и оставив меня перед самым ужасным выбором в жизни».
С помощью влиятельного дяди – Чарторыжского – Понятовский, наконец, сбежал от своей матери в декабре 1756 года и вернулся в Россию как официальный представитель и посланник польского короля. В Санкт-Петербурге он снова стал любовником Екатерины. Он оставался в России еще полтора года и в течение этого времени стал отцом ее второго ребенка.
Императрица Елизавета часто болела. Никто не понимал, в чем именно заключалась причина ее недуга, но некоторые связывали его с осложнениями в ее менструальном цикле. Другие шептались, будто ее нездоровье проистекало от апоплексии или эпилепсии. Летом 1756 года ее состояние стало настолько критическим, что врачи всерьез обеспокоились за ее жизнь.