Англичанин усердствовал изо всех сил. Он проявил всю свою дипломатическую изворотливость. У Фридриха не было своего посла в Санкт-Петербурге, и Хэнбери-Уильямс в тайне предложил доверить эту роль ему. Используя дипломатическую почту, предназначавшуюся его коллеге, британскому послу в Берлине, он попытался информировать короля Пруссии о том, что происходило в русской столице. Он также постарался с помощью своих связей в Санкт-Петербурге сделать так, чтобы Россия не предпринимала активных военных действий в предстоящей войне. Самой важной фигурой в этой игре теперь, когда Бестужев был для него потерян, стала Екатерина. Он обменивался с великой княгиней личными посланиями и вел увлекательные беседы, одалживал ей тысячи фунтов и хвастался перед пруссаками, что она являлась его «милым другом», а также предложил использовать ее, чтобы воспрепятствовать активным действиям со стороны России.
Посол предавал доверие великой княгини. Екатерина знала, что англо-российское соглашение прекратило свое существование, но ей не было известно о том, что ее друг тайно помогал врагу России и использовал ее как потенциального соратника в этой интриге. Он всех вводил в заблуждение, включая самого себя. В январе 1757 года Екатерина выразила свои истинные чувства в письме Бестужеву: «Я была рада услышать, что наша армия в скором времени <…> выступит в поход. Я умоляю вас убедить нашего общего друга [Степана Апраксина] после того, как он разобьет короля Пруссии, вернуться в свои родные пределы, чтобы мы больше не испытывали тревоги».
В действительности же, еще до своего отъезда, Апраксин часто посещал великую княгиню и объяснял ей, что плохое состояние русской армии делало зимнюю кампанию против Пруссии нежелательной и что было бы лучше отложить поход. Эти разговоры не были предательством – примерно такие же беседы Апраксин вел и с императрицей, и с Бестужевым, и даже с иностранными послами. Но суть состояла в том, что императрица запретила Екатерине принимать участие в каких бы то ни было политических делах. А великая княгиня, вероятнее всего, проигнорировала эти указания и обсуждала подобные вопросы с Хэнбери-Уильямсом. Однако если это и случилось, она не знала, что общается не только со своим близким английским другом, но и с человеком, который наверняка передаст ее слова королю Пруссии.
32
Понятовский
Станислав Понятовский, молодой польский дворянин, которого представили Екатерине в тот вечер, когда она познакомилась с сэром Чарльзом Хэнбери-Уильямсом, происходил из древнего аристократического рода. Его мать являлась дочерью Чарторыжских – одной из самых знатных польских семей. Она вышла замуж за Понятовского, а Станислав был ее младшим сыном. Молодой человек обожал свою мать и находился под присмотром старших братьев и дядей – двух самых влиятельных людей в Польше. Семья надеялась на политическую поддержку России, чтобы положить конец правлению избранного короля Августа II Саксонского и основать исконно польскую династию[4]
.В восемнадцать лет Станислав стал путешествовать по столицам Европы в сопровождении свиты из слуг. С собой он возил впечатляющую папку рекомендаций. В Париже он был представлен королю Людовику XV и мадам Помпадур. В Лондоне – королю Георгу II. Он уже встречался с Чарльзом Хэнбери-Уильямсом прежде, и когда дипломат был назначен английским послом в Россию, он пригласил Станислава сопровождать его в качестве секретаря. Мать и дяди молодого человека были довольны: это предложение предоставляло Чарторыжским возможность укрепить свои дипломатические позиции в Санкт-Петербурге и, соответственно, дать Станиславу шанс начать государственную карьеру. Оказавшись в российской столице, Хэнбери-Уильямс полностью доверился молодому секретарю. «Он позволял мне читать тайные депеши, шифровать и расшифровывать их», – вспоминал Станислав. Сэр Чарльз арендовал особняк на берегу Невы, из окна которого открывался вид на Петропавловскую крепость и ее золотой шпиль высотой в четыреста футов. Он использовал этот дом и в качестве посольства, и в качестве места для проживания.