Екатерина Великая. Портрет женщины

Предыдущий английский посол, пытавшийся возобновить этот договор, попал в затруднительное положение при дворе Елизаветы, где дипломатические дела часто улаживались во время короткого разговора на балу или маскараде. Растерявшийся дипломат попросил об отзыве, а вскоре был найден новый кандидат, которого считали более подготовленным и способным справиться со всеми дипломатическими нюансами, которых требовала от него эта должность. Сэр Чарльз Хэнбери-Уильямс, никогда добровольно не пропускавший ни одного бала или маскарада, считался хорошим выбором. Он подтвердил свою репутацию человека светского, еще достаточно молодого, чтобы оставаться привлекательным для женщин, но довольного зрелого и обладающего чувством долга по отношению к своим обязанностям. Вскоре после прибытия в Санкт-Петербург он понял, что сможет преуспеть лучше своего предшественника. «Здоровье императрицы не очень хорошее, – писал он в своей первой депеше. – Она страдает от кашля и одышки, у нее водянка и распухшие колени, однако она танцевала со мной менуэт». Хэнбери-Уильямс продолжил свои попытки и вскоре понял, что недооценил свою добычу. Елизавете нравилось слушать болтовню искушенного англичанина, но едва он пытался заговорить с ней на серьезные темы, как она улыбалась и уходила. Подобно всем женщинам она была восприимчива к комплиментам, но как императрица – совершенно глуха к просьбам. С момента своего прибытия сэр Чарльз не продвинулся ни на шаг.

Он стал искать другие пути. Когда он обратился к Петру, будущему правителю, то снова получил отпор. Во время первого же разговора он осознал, что наследник престола буквально одержим своим преклонением перед прусским королем. Здесь уже ничего нельзя было предпринять, и сэр Чарльз понял, что лишь потеряет время с племянником так же, как и с его теткой. Тем летом, отправляясь на ужин в Ораниенбаум, он считал, что его миссия провалилась. Его посадили рядом с великой княгиней. И он нашел в ней родственную душу – утонченную особу, способную вести интеллектуальные беседы, и человека, питавшего интерес к книгам, а также испытывавшего антипатию к королю Пруссии.

Когда сэр Чарльз впервые увидел Екатерину, он был покорен ее очарованием и глубокой эрудицией. Интрига Екатерины с Сергеем Салтыковым была известна всем и привела к тому, что о ней сложилось мнение как о доступной молодой женщине. Будучи в молодые годы настоящим кавалером, сэр Чарльз подумал, не попытаться ли ему завести с ней романтические отношения. Но очень быстро отказался от этой затеи, понимая, что вдовец средних лет с далеко не идеальным здоровьем вряд ли сможет добиться успеха. «Человек в моем возрасте – плохой любовник, – писал он в Лондон министру, предложившему подобный способ для достижения цели. – Увы, мой скипетр уже не служит мне верой и правдой». Вместо этого он выбрал для себя роль доброго дядюшки и даже отчасти отеческой фигуры. Он стал для великой княгини человеком, к которому она могла обратиться за личным или политическим советом. Другой путь он освободил для своего молодого секретаря – Станислава Понятовского.

Екатерина находила Хэнбери-Уильямса интересным и умудренным опытом человеком. Когда она узнала, что он приехал для того, чтобы повторно заключить союз между Россией и Англией против Пруссии, ее восхищение лишь усилилось. Посол, в свою очередь, знал о дружеских отношениях Екатерины с Бестужевым, и поэтому она могла стать ценной союзницей. Они подружились. Когда на балу сэр Чарльз высказал комплимент по поводу ее платья, Екатерина заказала точно такое же для его дочери, леди Эссекс. Екатерина стала писать ему письма и рассказывать о своей жизни. Подобные отношения с человеком, который был значительно старше ее, чей ум и утонченность вызывали у нее уважение, напоминали ей юношескую дружбу с графом Гилленборгом, для которого она написала «Портрет философа в пятнадцать лет». В своих длинных посланиях, которыми они обменивались, Екатерина совершенно игнорировала тот факт, что великая княгиня поступала очень неосмотрительно, вступив в личную переписку с иностранным послом.