Екатерина Великая. Портрет женщины

Это столкновение вызвало у Петра тревогу и замешательство. Никогда прежде супруга ему не противоречила, а напротив, всегда потакала, выслушивала его планы и жалобы, пыталась подружиться с ним. Теперь перед ним была другая женщина, спокойная, уверенная в себе, насмешливая, свободная, она казалась ему совершенно незнакомой. Впоследствии его попытки угрожать ей стали более осторожными и не такими частыми. Супруги все больше отдалялись. Петр продолжал поддерживать отношения с другими женщинами и по старой привычке рассказывал о них Екатерине. Она все еще была ему полезна и помогала выполнять обязанности, которые казались великому князю сложными или затруднительными. Петр, как наследник престола, все еще внушал ей надежду, что она будет императрицей, когда он сам станет императором. Однако она уже пришла к выводу, что судьба ее зависела не только от мужа. Екатерина являлась также матерью будущего императора.

Вечером того же дня, когда между ней и Петром произошло столкновение, Екатерина играла в карты в гостиной, в этот момент появился Александр Шувалов. Он напомнил ей, что императрица запретила женщинам носить кружева и материи, которые Екатерина тем не менее продолжала использовать. Тогда Екатерина сказала ему «что он мог бы не утруждать себя сообщением мне этого объявления, потому что я никогда не надеваю ни одной из материй, которые не нравятся Ее Императорскому Величеству; что, впрочем, я не полагаю своего достоинства ни в красоте, ни в наряде, что, когда первая прошла, последний становится смешным, что остается только один характер. Он выслушал это до конца, помаргивая правым глазом, как это было у него в привычке, и ушел со своей гримасой».

Несколько дней спустя настроение Петра изменилось, из задиры он превратился в просителя. Он сказал Екатерине, что Брокдорф посоветовал ему взять взаймы у императрицы денег, чтобы оплатить его расходы по Гольштейну. Екатерина поинтересовалась, существовали ли другие способы решить проблему, и Петр ответил, что покажет ей бумаги. Она просмотрела их и заявила, что, по ее мнению, ему не стоит просить деньги у тетки, в которых она скорее всего откажет, поскольку за шесть месяцев до этого уже дала ему сто тысяч рублей. Петр проигнорировал ее совет и все равно попросил деньги. В результате, как заметила, Екатерина, «он ничего не получил».

Несмотря на то что Петру велели ликвидировать дефицит бюджета Гольштейна, он решил перевезти часть гольштейнских войск в Россию. Брокдорф, желая сделать приятное своему повелителю, одобрил это. Размер контингента был скрыт от императрицы, которая ненавидела Гольштейн. Ей передали, что такой пустяк даже не стоит обсуждений и что контроль со стороны Александра Шувалова убережет эту затею от лишних затруднений. По совету Брокдорфа Петр попытался скрыть скорое прибытие гольштейнских солдат и от своей жены. Когда Екатерина узнала об этом, она «ужаснулась тому отвратительному впечатлению, которое этот поступок великого князя произведет на русское общество и даже на императрицу». Когда батальон прибыл из Киля, Екатерина стояла рядом с Александром Шуваловым на балконе дворца в Ораниенбауме и смотрела, как пехота в синих гольштейнских мундирах марширует мимо них. Лицо Шувалова подергивалось.

Вскоре возникли новые неприятности. Поместье Ораниенбаум охраняли солдаты Астраханского и Ингерманландского полков. Екатерине передали, что когда эти люди увидели гольштейнских солдат, они сказали: «Эти проклятые немцы все преданы прусскому королю; предателей приводят в Россию». В Санкт-Петербурге одни считали пребывание гольштейнцев скандальным, другие – смешным. Екатерина же находила эту затею «уродливой проказой, и довольно опасной». Петр, который во времена Чоглоковых надевал синий гольштейнский мундир лишь тайно у себя в покоях, теперь почти все время ходил в нем, за исключением тех случаев, когда ему приходилось являться к императрице. Воодушевленный присутствием солдат, он присоединился к их лагерю и почти все свободное время занимался их муштрой. Однако солдат нужно было кормить. Сначала маршал имперского двора отказался взять на себя такую обязанность. Но в конце концов, уступил и приказал слугам и солдатам из Ингерманландского полка приносить еду для гольштейнцев с дворцовой кухни. Лагерь находился в некотором отдалении от дворца, и русские солдаты не получали никакой компенсации за лишнюю работу. В ответ они говорили: «Вот мы стали лакеями этих проклятых немцев». А придворные слуги, которым поручали подобную обязанность, вторили: «Нас заставляют служить этому мужичью». Екатерина решила «держаться как можно дальше от этой опасной ребяческой игры. Камергеры нашего двора, которые были женаты, имели при себе своих жен; это составляло довольно многочисленную компанию, кавалерам нечего было делать в гольштейнском лагере, из которого Его Императорское Высочество не выходил. Таким образом, вместе с этой компанией придворных я уходила гулять как можно чаще, но всегда в сторону, противоположную от лагеря, к которому мы близко не подходили».