«Милой друг, я не знаю почему, но мне кажется, будто я у тебя сегодня под гневом. Если же нет, и я ошибаюсь, то тем лучше. И в доказательство сбеги ко мне. Я тебя жду в спальне, душа моя желает жадно тебя видеть.
Длинное Ваше письмо и рассказы весьма изрядны, но то весьма глупо, что ни единое ласковое слово нету. Мне что нужда до того, кто как врет в длину и поперек, а Вы, превираючи, мне казалось, по себе судя, обязаны были вспомнить, что и я на свете и что я ласку желать право имею.
Вы расположены к ссоре. Скажите мне, когда это настроение пройдет.
Душенька, я взяла веревочку и с камнем, да навязала их на шею всем ссорам, да погрузила их в прорубь. Не прогневайся, душенька, что я так учинила. А буде понравится, изволь перенять.
Друг мой, вы сердиты, вы дуетесь на меня, вы говорите, что огорчены, но чем? Тем, что сегодня утром я написала вам бестолковое письмо? Вы мне отдали это письмо, я его разорвала перед вами и минуту спустя сожгла. Какого удовлетворения можете вы еще желать? Даже церковь считает себя удовлетворенной, коль скоро еретик сожжен. Моя записка сожжена. Вы же не пожелаете сжечь и меня также? Но если вы будете продолжать дуться на меня, то на все это время убьете мою веселость. Мир, друг мой, я протягиваю вам руку. Желаете ли вы принять ее?
Батенька, голубинька, сделай со мной Божескую милость: будь спокоен, бодр и здоров, и будь уверен, что я всякое чувство с тобою разделяю пополам. После слез я немного бодрее и скорбит меня только твое беспокойство. Милой друг, душа моя, унимай свое терзанье, надо нам обеим успокоение, дабы мысли установились в сносном положенье, а то будем, как шары в игре в мяч».
13 января 1776 года Екатерина написала своему послу в Вене и распорядилась, чтобы он попросил у императора Иосифа II присвоить ее фавориту титул князя Священной Римской империи. Этот титул не требовал, чтобы носившая его персона исповедовала католицизм, и был присвоен Потемкину в марте 1776 года. Теперь к нему обращались как к «князю» и «вашей светлости».
21 марта 1776 года Екатерина подписала указ, позволявший ему пользоваться этим титулом. Однако между ними произошел какой-то разлад, и через несколько дней после того, как Екатерина послала ему гневную записку, она написала письмо в оправдание:
«От Вашей Светлости подобного бешенства ожидать надлежит, буде доказать Вам угодно в публике так, как и передо мною, сколь мало границы имеет Ваша необузданность. И, конечно, сие будет неоспоримый знак Вашей ко мне неблагодарности, так как и малой Вашей ко мне привязанности, ибо оно противно как воле моей, так и несходственно с положением дел и состоянием персон. Венский двор один. Из того должно судить, сколь надежна я есмь в тех персонах, коих я рекомендую им к вышним достоинствам. Так-то оказывается попечение Ваше о славе моей».