Екатерина Великая. Портрет женщины

Затем она изменила подход и обратилась с другой просьбой:

«Владыка и дорогой супруг! Я зачну ответ с той строки, которая более меня трогает: кто велит плакать? Для чего более дать волю воображению живому, нежели доказательствам, глаголющим в пользу твоей жены? Два года назад была ли она к тебе привязана Святейшими узами? Голубчик, изволишь подозревать невозможное. Переменяла ли я глас, можешь ли быть нелюбим? Верь моим словам, люблю тебя и привязана к тебе всеми узами. Теперь сам личи: два года назад были ли мои слова и действия в твоей пользы сильнее, нежели теперь?

Когда ни поступки, ни слова не могут служить доказательством, тогда или воображение наполнено пустотою и своенравием, либо подозрением равномерна пустым. Как бы то ни было, не имев на сердце, ни за душою оскорбительной для тебя мысли, пребываю в надежде, что бред сей поскорее кончится, чему истинная пора.

Бог да простит Вам, по моему желанию, пустое отчаяние и бешенство не токмо, но и несправедливости, мне оказанные <…> Катарина никогда не была бесчувственная. Она и теперь всей душою и сердцем к тебе привязана <…> Она иного тебе не говорила и, снося обиды и оскорбления (читай вчерашнее ея письмо), увидишь, что ты найдешь всегда, как ее желать можешь. Я не понимаю, почему называешь себя немилым и гадким, а меня милостивой ко всем, опричь тебя. Не прогневайся, сии суть три лжи. В милости по сю пору ты первый. Гадким и немилым едва быть ли можешь <…> Я верю, что ты меня любишь, хотя и весьма часто и в разговорах твоих и следа нет любви <…> Кто более желает покой и спокойствие твое, как не я?»

В мае 1776 года Потемкин ответил на ее письмо, касавшееся отсутствия должного контроля в Преображенской гвардии. Глубоко обиженый Потемкин ответил:

«Вы изволили мне приказать: «такого-то смотреть сквозь пальцы». Я, Всемилостивейшая Государыня, где смотрю, там смотрю не сквозь пальцы. Отступаюсь же там, где у меня вырвутся из пальцев. Но, когда бы перестали мои способности или охота, то можно избрать лучшего, нежели я, на что я со всей охотой согласен».

Ответ Екатерины был следующим:

«Прочитала я тебе в угодность письмо твое <…> Бога для опомнись <…> Не в твоей ли воле уничтожить плевелы и не в твоей ли воле покрыть слабость, буде бы она место имела. От уважения, кое ты дашь или не дашь сему делу, зависит рассуждение и глупой публики».