Пока рождение сына отмечалось салютами, балами, иллюминацией и фейерверками, Екатерина лежала в постели. На семнадцатый день после родов она узнала, что императрица поручила Сергею Салтыкову особую дипломатическую миссию – он должен был доставить к шведскому двору официальное известие о рождении сына в великокняжеской семье. «Это означало, – писала Екатерина, – что меня немедленно должны были разлучить с единственным небезразличным мне человеком. Я зарылась больше чем когда-либо в свою постель, где я только и делала, что горевала; чтобы не вставать с постели, я отговорилась усилением боли в ноге, мешавшей мне вставать; но на самом деле я не могла и не хотела никого видеть, поскольку пребывала в горе».
Через сорок дней после того как Екатерина родила ребенка, императрица пришла к ней в комнату, чтобы совершить обряд, который должен был положить конец ее заточению. Екатерина послушно поднялась с постели, чтобы принять государыню, но когда Елизавета увидела, как та слаба и утомлена, она заставила ее сесть на кровать и оставаться там, пока читалась молитва. Принесли младенца Павла, и Екатерине разрешили посмотреть на него издали. «Я нашла его очень красивым, и его вид развеселил меня немного, – писала Екатерина, – но в ту самую минуту, как молитвы были закончены, императрица велела его унести, и сама удалилась». 1 ноября Екатерина получила формальные поздравления от придворных и иностранных послов. Ради этого накануне вечером ее комната была богато украшена, молодая мать сидела на кушетке, обитой розовым, шитым серебром бархатом, и протягивала руку для поцелуев. Сразу же после церемонии элегантную мебель унесли, и Екатерина снова осталась одна в своей комнате.
С момента рождения Павла императрица вела себя так, словно это был ее ребенок; Екатерина являлась лишь средством для его появления на свет. Елизавета придерживалась этого мнения по многим причинам. Это она привезла двух подростков в Россию, чтобы они родили ребенка. Десять лет она содержала их за счет государства. Этот младенец, столь необходимый государству, был создан по ее приказу, и, таким образом, являлся собственностью государства, то есть ее собственностью.
Помимо династических и политических мотивов, существовали и другие причины, по которым Елизавета окружила Павла заботой и любовью. Она забрала себе ребенка не только из-за интересов государства, но и из-за любви, которая охватила всю ее эмоциональную, сентиментальную натуру, из-за нереализованного материнского инстинкта и желания иметь свою семью. Теперь, в сорок четыре года, Елизавета, несмотря на подорванное здоровье, хотела стать матерью для этого ребенка, пускай ее материнство и было лишь фикцией. Ради того, чтобы поскорее привыкнуть к этой роли, она полностью исключила Екатерину из жизни ребенка. Невероятная одержимость младенцем, которую испытывала Елизавета, оказалась продиктована не только ее потребностью в материнстве, но и своего рода ревностью к молодой женщине. По сути, Елизавета похитила ребенка.
Своим поступком Елизавета лишила Екатерину всего того, что хотела получить сама. Великая княгиня не могла заботиться о младенце, и ей очень редко позволяли видеться с ним. Ее не было рядом, когда он первый раз улыбнулся, когда он рос и развивался. В середине восемнадцатого века женщины из высшего общества мало принимали участия в воспитании детей, оставляя их заботам нянек и кормилиц, однако большинство матерей все же имели возможность ласкать и баюкать своих новорожденных детей. Екатерина не смогла забыть тех эмоциональных страданий, которые были связаны с рождением ее первого ребенка. Двух человек, которые были для нее особенно дороги: ее сына и ее любовника – не было рядом. Ей так хотелось увидеть их обоих, но никто из них не скучал по ней: один просто не знал о ее существовании, а другому – было все равно. В эти недели ей дали понять, что, произведя на свет ребенка, она выполнила свой долг и родила наследника. Ее сын, будущий император, теперь принадлежал русской императрице. В результате этих долгих месяцев разлуки и страданий Екатерина так и не смогла впоследствии испытывать нормальных чувств к Павлу. Следующие сорок два года их совместного существования она оказалась не способна почувствовать или выразить по отношению к нему материнское тепло и привязанность.
Екатерина отказывалась вставать с постели и покидать комнату «до тех пор, пока не буду чувствовать себя в силах победить свою ипохондрию». Всю зиму 1754/55 года она провела в тесной, маленькой комнате, с небольшими плохо закрывающимися окнами, через которые сквозил морозный воздух с обледеневшей Невы. Чтобы отвлечься и немного утешиться, она обратилась к книгам. Зимой Екатерина читала «Анналы» Тацита, «Дух законов» Монтескье и «Опыт о всеобщей истории и о нравах и духе народов» Вольтера.