Екатерина Великая. Владычица Тавриды

Вместе с Екатериной генерал Потемкин смеялся над переменами в облике Пугачева, который, по сообщению пришедшего с тех мест, теперь ходил в красном кафтане, отороченном белыми кружевами. Пуще того – стал, как истинный царь, являться перед своими сподвижниками, держа скипетр и серебряный топорик.

Потемкин, как и она, был весьма рад, что мятежникам не удалось взять очередную крепость, даже после того, как там была взорвана звонница. Вместе с государыней он посмеялся и над свадьбой Пугачева, коий женился на молоденькой казачке Устинье Кузнецовой, имея живую и здоровую «жену» в лице императрицы Екатерины Второй.

– Откуда он взялся, сей бродяга? – вдруг как-то спросил Потемкин, ловко натягивая на себя полотняную рубашку. – Любопытная он, однако, личность…

– Что и говорить, трудно быть любопытнее. Обыкновенный донской казак, с тех же мест, что и Стенька Разин. Он был переселен в числе пятисот семей в город Моздок, служил в Моздокском казачьем полку, был даже избран атаманом, но за какие-то промашки был арестован и содержался там в тюрьме, откуда бежал.

Екатерина замолчала.

Нахмурив брови, Потемкин медленно промолвил:

– Ловок сей казак… Мо-з-д-о-к. Крепость основанная, кажется, в семьсот шестьдесят третьем, основное население – грузины, армяне, черкесы, осетины, греки.

– Вот-вот, потому и переселили туда русские семьи.

– Хм, бежал, стало быть… Куда же стража смотрела?

Екатерина, сделав недовольную гримасу, промолчала.

Не прошло и недели с начала их отношений, как Потемкин за обедом заговорил о своем членство в Государственном Совете. Он так и заявил:

– Думаю, как близкое тебе лицо, я вполне могу занять место в Государственном Совете. Человек я вполне знающий и имеющий опыт для оной должности.

Такое заявление озадачило императрицу, тем паче, что предыдущие ее любимцы таких притязаний не имели. Ее попытку уговорить его не спешить, понеже он еще малоизвестен, не успел зарекомендовать себя на государственной службе, Потемкин выслушал, недовольно хмурясь.

– Стало быть, так, – сказал он непререкаемым голосом, – ты мне доверяешь или нет?

Екатерина растерянно кивнула:

– Доверяю…

– А раз доверяешь, то никто не может мне помешать служить тебе и отечеству. Ужели не так? – он, слегка отстранившись, пытливо посмотрел на Екатерину.

– Но, Гришенька, чего тебе стоит подождать немного, пусть все-таки люди обвыкнут, что ты… мой… любимец.

Григорий отвернулся. Екатерина поцеловала его в плечо, пытаясь примириться – потянула за руку, но Григорий не отвечал. Потом все же повернулся, но лицо было угрюмым и неприветливым.

И как Екатерина не старалась расшевелить его, он лишь хмурился, пока она, заплакав, не ушла к себе в спальню. Он и не подумал идти за ней. Через минут десять, она получила от Потемкина записку, где он пенял ей, что он не знает, кто и что у нее теперь на уме. Ему непонятно, что его ждет, каковое место он занимает при ней и дворе. Опешивши, Екатерина не знала, что учинить, дабы успокоить его и вернуть к себе.

* * *

Потемкин обожал русскую баньку. Тем паче, что в мыленке императрицы был широкий диван, на котором можно было отдохнуть после парной бани.

– Каковое же сие удовольствие распариться, разнежиться и отдохнуть рядом с любезной голубкой своей, – говорил он ей утром, придя к ней в спальню во время одевания. – Сегодни же прикажите, государыня, топить мыленку, ох и попаримся мы там от души!

Екатерина, смотревшая на него в зеркало, порозовела. Живое ее воображение уже нарисовало себе картину в баньке, где они вдвоем.

– Непременно, Григорий Александрович! – молвила она, отворачиваясь от его взгляда.

Потемкин уже с третьей ночи не оставался надолго в постели императрицы, уходил в свои покои, понеже, не в пример Екатерине, не любил рано просыпаться. Да и ночи становились совершенно бессонными, понеже с трудом отрывались друг от друга.

Предложение о мыленке Екатерине понравилось, но находиться открыто нагой, продолжительное время перед ним ей не хотелось: фигура ее была хороша, но уж не совершенна, понеже, хоть и похудела она в последнее время изрядно, но все же телеса были тяжеловатыми. Вечером она поведала ему свои сомнения.

– Ну, и что? Женщина и должна иметь вес, а то, что ж держать я буду в своих руках? Кости? Нет, не падок я на них, поверь мне, – уверял ее Григорий.

– Не знаю, милый, – отвечала она, – не привычно как-то.

– И хорошо, что не привычно. Ужо ты заметила, со мною все непривычно.

Прикусив губу, Потемкин смотрел на нее своим глазом так, что Екатерина вспыхнула и скорее отвела глаза.

– Заметила, заметила… Хорошо, уговорил… Но… я обернусь в простыню.

Потемкин подошел, целуя, крепко прижал ее к себе.

– Что ж, обернись, я ничего противу оного не сказываю. Токмо посмотрим, колико времени та простыня пробудет на тебе.