— Потемкин, как мужчина, был неотразимым красавцем, и невидящий глаз его, отнюдь не портил, напротиву: он придавал ему какую-то мужественность и таинственность.
Отец семейства, выслушивал любимую дочь, явно любуясь ею: из всех его красивых детей, она была самого пущего ума и образцом красоты.
— Ну, коли оное утверждает ваша красавица — сестра, — развел он руками, — спорить не станем.
— Да, уж, сестрица понимает толк в мужчинах! Один ее муж Жеребцов чего стоит, — благодушно поддел ее Платон. Он знал, что его умную сестру никто не переспорит, так что утверждать обратное, он поостерегся: себе будет дороже!
Ольга уже была готова дать достойный ответ, но ее перебила мать.
— Как же императрица? Сказывают, все еще плоха? — спросила она, сострадательно заглядывая сыну в глаза.
Платон помрачнел.
— Плоха! Она говорит — князь был ей родным человеком. К тому же, теперь мы все скрываем от нее, что умер троюродный брат Таврического князя — Михаил Потемкин, который был послан в Яссы касательно отпущенных денег покойного главнокомандующего.
— Как, Михаил Сергеевич! Я и не знал об том! — воскликнул брат Дмитрий. — Он же был женат на красавице Энгельгардт!
— Потому и не знал, поелику сей факт скрывается допрежь от императрицы.
Ольга со знанием дела, не без каверзы, заявила:
— Знать, смерть князя Потемкина подействовала на него. — Бедная его жена, Татьяна Васильевна! Сказывают, она весьма любила своего мужа, коий ей в отцы годился.
— Об том не ведаю. Мне известно то, что он умер, не доехав до Киева.
Валериан, в самом веселом расположении духа, подошел и паки похлопал его по плечу:
— Не переживай, брат, время лечит! Все пройдет, государыня паки станет веселой и здоровой. И все пойдет, как по маслу.
— По крайней мере, для нас всех! — с апломбом заметила Ольга Александровна. — Я уже предвкушаю, какой высокий чин получит мой драгоценный муженек. Кстати, — Ольга Александровна вдруг сериозно посмотрела на Платона, — кстати, — повторила она, — вы ведь знаете, что слухи об отравлении Циклопа продолжают гулять по столице.
У всех слетело радостное настроение. Зубовы знали, что после смерти князя Потемкина и банкира Ричарда Судерланда по городу ползли устойчивые слухи об их одновременном отравлении за обедом у банкира и, что к отравлению приложили руку Зубовы. Платон, посмотрев на всех исподлобья, усмехнувшись, заявил:
— Не бойтесь, государыня не даст нас в обиду! Тем паче, дорогие мои, что мы не имеем к нему никакого отношения, не так ли?
Платон полоснул всех быстрым взглядом, как бы проверяя, согласны ли они с ним, али нет. Каждый из них, вскидывая друг на друга глаза, ответствовал, что, самой собой, они здесь не при чем. Валериан весело и звонко заметил:
— Колико я ведаю, императрица запрещает сказывать на оную материю. И вообще, около нее никто не смеет затрагивать разговоры о смерти князя.
— Вот и нам нечего об том говорить, — заявил отец, почему-то строго уперев глаза на среднего сына, Дмитрия, о чем-то тихо беседовавшем со своей беременной женой, Прасковьей Александровной. Во все время сего разговора, занятые друг другом, они почти не принимали в нем участия.
Все домочадцы облегченно вздохнули, заулыбались, и далее, Зубовы, наперебой, заговорили о своих амбициозных планах и упованиях на преуспевающего Платона. Братья, сестры и отец заботливо советовали ему, как надобно вести себя с публикой, императрицей, как незаметно отстранить от дел графа Безбородку, как ловчее приблизить к себе родных и близких. Токмо брат Дмитрий, с усмешкой наблюдал сию картину. Ему было непонятно: как у его отца, известного пройдохи и мздоимца, так справно идут дела, и не где-нибудь, а в Сенате, где он обер-прокурорствует в первом департаменте.
— Однако весьма жаль, — резюмировала Ольга, — скоро Новогодние праздники, но, вестимо, не весело они пройдут, в связи с непрерывными смертями то одного, то другого вельможи.
Граф Александр Андреевич Безбородко выехал из столицы в октябре, а прибыл в Яссы токмо через две недели, четвертого ноября, то есть месяц спустя после смерти Потемкина. Граф обставил свое пребывание с восточной роскошью, чем, вестимо, дал знать турецким уполномоченным, что русская казна в отличие от их, не пуста.
Перед Безбородко стояла непростая задача: с одной стороны, по требованию Екатерины, мир надлежало непременно заключить и чем быстрее, тем лучше, понеже в скорости он получил письмо от императрицы, где она, среди прочего, писала: