Екатерина Великая. Завершение Золотого века

После заключения мира, простуженный в Яссах, Безбородко медленно, с комфортом ехал назад в Санкт-Петербург. В дороге вдруг ему доставили два письма от императрицы, которая настойчиво требовала его скорейшего возвращения. Какие неотложные дела вынудили императрицу торопить его, он не ведал, но догадывался о дворцовых интригах провоцируемых фаворитом Зубовым. Занемогший граф послал ей ответное письмо, что захворал, но все-таки теперь ему пришлось трястись по снежным дорогам с удвоенной скоростью, что его, вестимо, весьма раздражало. Екатерина была недовольна медлительностью графа, а Безбородко был недоволен тем, что императрица, не выяснив причин задержки, выразила ему порицание. Безбородко, от незаслуженной обиды, даже отписал своему другу Александру Воронцову, где пенял на императрицу словами:

«Кажется и то заслужил, чтоб не гнать меня по курьерски и дать хотя спокойно и прохладно путь совершить. Я же и теперь с кашлем и насморком».

Прибыв в столицу, Безбородко, пуще всего был обижен тем, что его, как выснилось, торопили с приездом в Петербург всего лишь для того, дабы ему быть в услужении у графа Платона Зубова. За два с половиной месяца его отсутствия, неожиданно для Александра Андреевича, делами, которыми ведал он, прибрал к рукам Платон Зубов. Дела директора Сената вел теперь именно он. Прежде, правая рука самой императрицы, Безбородко, оказался по большей части не у дел. Честолюбивый граф быстро рассудил, что ему придется заниматься черновой работой, а плоды и, вестимо, славу за нее будет получать фаворит государыни. Подобной роли Безбородке не приходилось выполнять даже у всесильного Потемкина.

Однако внешнеполитические заботы малообразованному и неопытному Зубову были не по плечу, и ему требовался советчик. Ему, конечно, по каждому поводу приходилось обращался к Аркадию Ивановичу Моркову, третьему советнику Коллегии иностранных дел, обязанного своей карьере графу Безбородке. Ловкий Морков давно поменял покровителя и переметнулся на сторону Зубова. Таким образом, фактически, все дела оказались в руках Аркадия Моркова, и он шел скорыми шагами к высокому придворному положению. Работая вместе с Зубовым, они отправляли депеши без ведома графа Безбородки и вице-президента Остермана. Безбородке оставалось самого себя винить, понеже, быв уступчивым, любящим покой, во всем стремившимся всем угодить, он искал случая примирения с новым фаворитом императрицы, отношения с которым с самого начала складывались не лучшим образом. Поелику, уезжая в Яссы, граф легкомысленно поручил портфель по внутренним делам государства Зубову, а иностранных дел — Моркову, коего разумел себе первым другом. Таким образом, хитрый граф мыслил найти у Зубова одобрение. Вот и нашел: при первой же встрече ему было дано почувствовать, что дела уже не в его руках: теперь Зубов управляет всеми внутренними делами, используя Моркова для иностранных дел.

Не утешило графа Александра Андреевича и то, что по его прибытии, в начале генваря, не совсем оправившаяся душевно, но уже пришедшая в себя, императрица, в благодарность за блестяще проведенные переговоры и умело подписанный договор, вручила ему Андреевскую звезду и пятьдесят тысяч рублев. Словом, заслуга Безбородки в подписании Ясского договора была оценена государыней Екатериной Алексеевной весьма скромно. К тому же, императрица под влиянием внушений Зубова, коий настаивал, что труды ее советника мало чего стоили, не была довольна результатами мира. Безбородко, вестимо, счел себя обиженным и наградами, поскольку такие же награды получили Державин, Храповицкий и другие, кои, как он считал, никакого стоящего дела не учинили.

Граф Александр Андреевич намекнул императрице о своем желании, как и прежде, заниматься внешнеполитическими делами и был бы освобожден от обременяющих его мелочей, кои не соответствуют ни его интересам, ни его репутации человека, знающего свое дело, но досель, ничего в его положении не изменилось. Знать, государыня не поняла его намек.