Кое-как собранная принцами эмигрантская армия, призванная сразиться с революционной армией Франции, была разделена на три отряда. Один из которых оставался на Рейне под начальством принца Конде, другой под командой принца Бурбонского расположился близ Нидерланд, а третий — долженствовал был присоединиться к армии в окрестностях Трира. Выступить было назначено второго августа. Екатерина не ожидала от оного похода примерных результатов. Она не захотела более и субсидировать французских принцев, видя, как они неблагоразумно расходуют средства. Беседуя с графом Валентином Эстергази, она говорила:
— Горе стране, ожидающей спасение от иноземных войск.
— Полностью согласен, Ваше Величество. Я весьма опасаюсь, что и ваши войска, находящиеся в Польше, тоже, может статься, не подоспеют в нужное время к берегам Рейна.
— Что делать? Своя рубашка ближе к телу, граф. Вы знаете, поляки весьма неспокойный народ.
— Что же, слыхивал я, принц Нассаусский, просивший у вас вверить ему командование русской армией, получил отказ?
Императрица резонно ответствовала:
— Токмо потому, что армией моей всегда руководят русские генералы.
Беседуя со своими секретарями, императрица говорила:
— Отделенная от Франции громадными преградами, я могла бы, приняв некоторые меры предосторожности и, в особенности, благодаря счастливому характеру народов, находящихся под моим скипером, спокойно ждать заверешения событий во Франции, но не могу полностью не вмешаться.
— Да, вмешиваясь, мы можем потерять много, но, не вмешавшись, потеряем, вестимо, больше, — заметил Безбородко.
— То-то и оно! У меня много предприятий неоконченных, и надобно, чтобы соседи Франции были заняты и не мешали мне. Токмо они трусливы и не хотят помочь королевской фамилии.
Под предприятиями, она подразумевала планы раздела Польши и Турции. Все, вестимо, у нее получилось бы, естьли Австрия и Пруссия отвлекутся на якобинцев.
Ровно через неделю, руководимые принцами союзные войска, на которые возлагались большие надежды, внезапно отступили без сражения, и во Франции не осталось иноземных войск. Принцы отступили в Вестфалию, где прусский король согласился дать приют иммигрантам, оставшихся без средств к существованию. Граф д’Артуа, через графа Эстергази просил встречи инкогнито с императрицей Екатериной. На что Екатерина отвествовала графу категорически:
— Не думаю, что он должон скрывать свое подлинное славное имя. При иных обстоятельствах, я бы исполнила его желание, но теперь, я сочту своим долгом принять принца с тем же почетом и церемониалом, какой соблюдался при приеме принца Генриха Прусского.
Растрогавшийся граф Эстергази безпрестанно кланялся императрице и даже прослезился.