Чуть позже, Пруссия после некоторых колебаний была вынуждена присоединиться к своим союзникам — британцам. Получив известие об том в середине лета, на радостях, императрица Екатерина Алекеевна, в знак признательности, подарила посланцу Питта драгоценную табакерку, а такожде возжелала заказать мраморный бюст лидера оппозиции Фокса, и сделать с него бронзовую копию. Она говорила Храповицкому:
— Хочу поставить его бюст в с Камероновой галерее рядом с бюстом Демосфена.
Кабинет-секретарь полюбопытствовал:
— Чем же он особливо угодил вам, Ваше Величество, что вы желаете поставить его рядом великим оратором?
На что императрица весьма доверительно дала объяснение:
— Он одним своим красноречием, Александр Васильевич, не допустил Питта до войны с Россиею. Токмо, мыслю, имея демосфеновское ораторство можливо было оного добиться.
Государыня, догадывалась, что Светлейший таит колико тайных идей, касательно будущего Речи Посполитой, но она не одергивала его, зная, что вреда он ей не принесет. А коли есть у него неизвестные ей замыслы, то и на здоровье! Как говориться, чем бы дитя ни тешилось… Все равно в душу не заглянешь. Едино, она не уставала напоминать ему, что прежде разрешения польской проблемы, надобно бы сначала принудить турок к миру. Уставшая от топтания на месте, никак не решаемой проблемы, Екатерина еще весной написала князю записку:
Между сих строк Потемкин почувствовал раздраженное нетерпение государыни. Князю Таврическому ничего не оставалось, как отправить в армию приказы о наступлении, одновременно по всему фронту юга России. Федором Ушаковым было получено письмо с приказом искать неприятеля, где бы он ни случился в Черном море, и господствовать там так, чтобы враг не имел возможности выйти к русским берегам. Князю Николаю Репнину отдал приказ производить натиски на неприятеля, как токмо таковые случаи представятся. Генералу же Ивану Гудовичу, направленному командовать Кубанским корпусом, последовал приказ занять турецкий город Анапу.
Императрица и в самом деле сердилась, главным образом, из-за того, что князь, получив письмо от Шведского короля еще в мае, не отвечал на него более месяца, отговорившись тем, что якобы не знал, что ему отвечать.
От своего агента, рослого, широкоплечего, благородного вида конногвардейца Петра Алексеевича Палена, Екатерина ведала, что король Густав отправился в Пруссию месяц назад. Государыня внимательно следила за его поездкой. Она знала, король нервничает, понеже не получил ответного письма от князя Потемкина и обещанных денег от императрицы. Екатерина выговаривала Безбородке:
— Князь Потемкин, по всей видимости, хотел сделать свое письмо чересчур прекрасным, и, потому, оно, до сих пор, не написано. Светлейший из тех людей, которые не знают ни часа, ни числа, ни года.
Граф согласно кивнул:
— Что есть, государыня-матушка, того не отымешь!
— Мне досадно, что я не узнала об том вовремя, а то бы сама написала письмо и послала бы его князю токмо для подписи. Любопытно, чем же он так занят, что не учиняет то, что обязан!
В письме к графу Штакельбергу в середине лета, она сообщала об успешных переговорах с Фокнером, который признал условия мира с Портой, такожде, зная, что неугомонный Гу все еще в Пруссии, она сообщила своему послу о своем решении выплатить шведскому двору крупную субсидию. Она ведала: там, встречаясь при дворе с королем, Штакельберг, между делом, сообщит королю Густаву, долгожданную, приятную для него новость.