Екатерина Воронина

В кабинете сидели мужчина и женщина. При появлении Леднева и Кати мужчина поднялся им навстречу. Это был высокий, жилистый человек в пенсне, подтянутый, суховатый, в свободном сером костюме, похожий на состарившегося спортсмена.

— Юрий Михайлович, — сказал он, знакомясь с Катей. Фамилию она не разобрала.

— Третьякова Серафима Леонидовна, — с интересом рассматривая Катю, представилась его спутница. Глядя на ее чистый, без единой морщинки, лоб, Катя подумала, что никакие особенные заботы, видимо, не обременяют эту женщину.

Юрий Михайлович выпил свою рюмку в два приема, запивая каждый раз лимонадом. Кате нравилось, как пьет Леднев, — так пили люди, среди которых она жила: сразу, одним махом, ничем не запивая. Только потешно сморщился и понюхал корку хлеба.

Официант с бесстрастным лицом менял тарелки. За занавеской слышался громкий пьяный разговор. Оркестр играл что-то знакомое, но на свой, ресторанный лад.

Серафима Леонидовна отодвинула край занавески.

— Пошли танцевать! — закричала она, вставая и и дергая Леднева за руку. — Костя! Юра! Пошли! Я хочу танцевать.

Леднев улыбнулся добродушной, немного пьяной улыбкой.

— Нет уж, с мужем танцуй, с мужем…

Придерживая рукой занавеску, Катя смотрела на танцующих.

— Ты их, наверное, знаешь, только забыла… — сказал Леднев. — Это Юрий Михайлович Шмальгоцкий, дирижер оперы, главный дирижер… А Симочка — его жена, актриса драмтеатра. Очень славные люди…

— Как в Москве? — спросила Катя.

Леднев сразу помрачнел, как и тогда перед отъездом.

— Неважно складывается…

Музыка смолкла. Катя подумала, что сейчас вернутся Сима и Юрий Михайлович и Леднев не успеет досказать. Но в зале раздались жидкие аплодисменты, и оркестр заиграл снова.

— Неприятности? — Катя положила свою руку на руку Леднева.

— Жмут, жмут, — угрюмо проговорил Леднев.

— Я думаю, тебя не так легко напугать.

— То-то, — проворчал Леднев. — Все это ерунда! Давай-ка лучше выпьем… Они и твоими делами интересовались.

— И что?

— Успехи, конечно, признают, против них не возразишь. Но… — Леднев, по своему обыкновению, поднял одну бровь.

— Что «но»?

— Угадай!

Катя пожала плечами.

— У нас, — многозначительным взглядом Леднев подчеркнул это слово, — у нас скоростная погрузка судов, а он: «Надо и судов и вагонов». Вот как!

Катя усмехнулась.

— Для начала хотя бы с судами справиться.

— А я что говорю, — подхватил Леднев, — а хотят все сразу. Легко тебе дается один участок? А тут река! Волга!

Катя понимала: разногласия лежат где-то близко от ее собственных разногласий с Ледневым. Но вместе с тем она чувствовала: Леднев нуждается в ее поддержке. Ей хотелось вступиться, защитить его, бороться с людьми, которые не понимают, что все поступки Леднева продиктованы самыми лучшими побуждениями. А ошибаться может каждый…

— Вот чем они занимаются! — закричала Сима, входя в кабинет. — Мы честно танцуем, а они водку пьют… Нет! Теперь ваша очередь. — Она затормошила Леднева. — Идите, идите, приглашайте свою даму.

Улыбаясь, Леднев вопросительно смотрел на Катю.

— Идите же! — Сима подтолкнула Катю.

Играли вальс. С первых же тактов Катя почувствовала, что Леднев умеет танцевать, но сейчас держится не совсем уверенно, потому, может быть, что давно не танцевал, или потому, что выпил.

Катя сжала плечо Леднева и сама повела его. Он был послушен и покорен в ее руках. В нем, таком сильном и мужественном, ей вдруг открылась слабость. И от этого он стал ей еще более дорогим.

Было раннее утро, когда они шли по пустынной набережной Волги.

Рассвет вставал над рекой. Фонари горели молочно-белым, уже никому не нужным огнем. На воде сверкала рябь, по утреннему свежая, блестящая, студеная. Где-то на деревьях пересвистывались невидимые птицы.

Сима влезала на металлическую ограду парапета, требовала, чтобы ее пустили выкупаться, просила старика рыболова продать ей улов, и он, обернувшись, бесстрастно смотрел вслед этой хорошо одетой, но пьяной женщине.

Потом ее шумное веселье сменилось нежностью к Кате.

— Костя хороший человек, — говорила Сима с тем сообщническим и деловым видом, с каким говорят о подобного рода вещах женщины ее возраста, — очень хороший… Но он одинок… Сорок лет — не шутка! Выходите за него, Катюша, честное слово, выходите…

Катя рассмеялась.

— Вы говорите так, будто он сделал мне предложение.

— Катенька, милая, все зависит только от вас, честное слово… Вы же умница… И специальность у вас одинаковая, общие интересы. Вот увидите — он будет прекрасным мужем… Он простой, добрый…

Солнце быстро, на глазах, поднималось из-за горизонта. Сначала это был красный огненный шар. Затем, начиная с верхней половины, он постепенно белел, принимая цвет раскаленного металла.

Пропыхтел первый хлопотливый утренний баркасик. Прошли мальчики с удочками. Грохоча и вызванивая, начали свой трудовой день землечерпалки.

Сима объявила, что устала. Начали останавливать машины. Смешно было смотреть, как Юрий Михайлович и Леднев уговаривали шоферов. Леднев делал это с напускной фамильярностью, Юрий Михайлович — с некоторым подобострастием.