Екатеринбург – Владивосток. Свидетельства очевидца революции и гражданской войны. 1917-1922

Молодежь согласилась, и я стал проигрывать. Очень скоро весь долг мне погасили, и я даже приплатил, кажется, две тысячи, когда прекратил игру.

Стали закусывать, появилась водочка, и после ряда выслушанных анекдотов я завел разговор на более серьезную тему.

– Господа, вот я еду с вами и любуюсь на муштру юнкеров. Они отлично обучены строю, имеют молодцеватый вид, и я уверен, что, как только пройдут курс практической стрельбы, будут превосходно стрелять. Одного я не знаю, как, вероятно, и вы. Каковы их мысли, каковы политические взгляды? Согласитесь, что именно политика разрушила фронт. А между тем, как раз в ваши отношения к юнкерам революция и опыт пережитого не внесли никаких изменений. Вы так же далеки от юнкеров, не знаете их, как не знали на войне солдат. Но ведь юнкер – не солдат. Через два-три месяца они нацепят на себя офицерские погоны и будут вашими товарищами. Почему же свободное время вы не проводите с ними, а держите себя совершенно обособленно? Ведь именно здесь, в офицерском собрании, за рюмочкой водки и можно узнать, как и о чем думает юнкер.

– Ну, знаете, – возражали собеседники, – это только расшатает нашу дисциплину. Нельзя в военном деле терпеть панибратства.

– Я не говорю о панибратстве на фронте или при исполнении служебных обязанностей. Я говорю о дружбе офицера с солдатом, дающей возможность ближе сойтись, ближе узнать друг друга.

– Вы рассуждаете как штатский человек. Если бы вы были офицером, то поняли бы, что это ни к чему хорошему не приведет. Те из нижних чинов, которым надо скрывать свои убеждения, конечно, их скроют, а вот от вас, может быть, выведают то, что от солдата подчас надо скрыть. Если же случайно и разоткровенничаешься с солдатом под видом дружбы, а солдат офицера выдаст, то начнут офицера считать предателем, шпионом.

Иркутск

В сущности, это конечный пункт нашего путешествия. Отсюда придется, устроив семью, через несколько дней двинуться в Харбин и Владивосток.

Как ни приятно было ехать в теплушке, но усталость за почти месячное пребывание в пути чувствовалась.

Все пассажиры, да и моя Наташа, несмотря на минувшую болезнь, чувствовали себя превосходно, пополнели от усиленного питания и малого моциона. А главное, почти месяц дышали прелестным лесным воздухом. Думается, такое путешествие можно было бы рекомендовать туберкулезным больным.

Наш эшелон, не дойдя до вокзала версты две, остановился на запасном пути, где юнкера должны были пребывать до подыскания соответствующего помещения.

Я же с женой и Наташей отправился разыскивать наш банк.

Сам Иркутск стоял по другую сторону Ангары. Эту реку по ее многоводности и не слишком длинному руслу я мог сравнить только с Невой. Но Ангара была красивее, течение – много сильнее, а ее дно, несмотря на огромную глубину, видно как на ладони.

Сидя на носу парохода, мне иногда чудилось, что он уткнется носом в мель, – так близко казалось дно, тогда как глубина реки была в несколько сажен. Сильное течение сносило пароходы и было причиной долгого незамерзания реки, несмотря на сильные иркутские морозы.

Сам город произвел на меня лучшее впечатление, чем я ожидал. Большинство домов центральных улиц каменные, не лишенные архитектуры, в основном двухэтажные. Достаточно широкие улицы замощены, плитчатые тротуары просторны. Окраин же города мне повидать не удалось.

Наш банк не имел собственного дома, и занимаемое им помещение было и мало, и темновато.

В то время управляющим отделением состоял Василий Иванович Ермаков, года три назад занимавший при мне в Екатеринбурге должность товарища управляющего.

Мы радостно встретились, и он просил меня пообедать у него вместе с Поклевским-Козеллом, который около двух недель назад перебрался из Омска в Иркутск.

Я разыскал его относительно скромную квартиру и уже вместе с ним отправился на обед к Ермакову.

Во время обеда наш разговор вертелся около омских событий. Под влиянием сильно раздутых, но все же удачных выступлений омского казачества Викентий Альфонсович был настроен очень оптимистично. Он верил в полную победу Колчака.

– Движение красных на Омск не только приостановлено, но и отброшено назад. Урал будет отбит. Нам с вами следует возвращаться в Омск, ибо дирекция решила остаться там.

Не хотелось разочаровывать старика, но я высказал ему совершенно противоположное мнение.

Викентий Альфонсович даже рассердился на меня:

– Чего вы каркаете…