Я с большим удовольствием дал свое согласие, и ужин этот состоялся в железнодорожной гостинице. Обилие яств и вина наглядно указывало на огромное расстояние, отделяющее нас от революции и России.
Вот уголок, думалось мне, где можно уйти от всех ужасов жизни и тихо дожить остаток дней, будучи вне России и в то же время находясь среди русских людей.
Однако, как бы в ответ на мои мысли, я краем уха поймал разговор нашего офицера с офицером пограничной стражи.
– Нет, китаец настолько обнаглел, что жить здесь русскому человеку очень тяжело. Сами китайцы говорят: раньше я был ходя, а ты капитана, а теперь ты ходя, а я капитана.
И мне вспомнился инцидент на станции «Маньчжурия» с поддельным ромом…
На другой день после ужина наш эшелон двинулся в путь в Приморье. Не знаю почему, но меня страшно потянуло к морю, и, сидя в теплушке, я только и мечтал о том, как бы искупаться в соленых морских водах.
Часть четвертая
Владивосток
Прибытие
Седьмого октября 1919 года после 37-дневного утомительного путешествия в теплушках наш эшелон остановился на дачной станции «Океанская». Станционная платформа была густо покрыта нарядной, как мне тогда показалось, публикой. В глаза бросались белые платья барышень и дам.
Почти посередине платформы в белом кителе стоял, выделяясь ростом, Скурлатов. С ним я познакомился в Омске, в Министерстве финансов, во время обсуждения вопроса о его назначении представителем Министерства при генерале Розанове. Тогда Скурлатов остался недоволен моим мнением о том, что я не находил пользы в такой должности. До войны и революции мы отлично обходились без подобного представителя. Все исполнения приказов министра финансов обычно проводились через подведомственные ему учреждения: Государственный банк, Казначейство и Податную инспекцию. Но Скурлатов настаивал на своем предложении, несмотря на то, что во Владивостоке находилась и Особая канцелярия по кредитной части, которой управлял Никольский.
Скурлатова поддерживали остальные члены Комиссии, а мое мнение не нашло сторонников, что указывало на связи докладчика с чинами Министерства. В результате он был назначен на проектируемую им должность.
Поэтому рассчитывать на любезный с его стороны прием я не мог. Поздоровавшись, я сообщил, что приехал сюда не по делам Министерства, а по делам нашего банка – для открытия комиссионерства.
– Ну, знаете, – сказал мне Иван Сергеевич, – Владивосток так переполнен, что вы вряд ли отыщете не только помещение под банк, но и квартиру для вашей семьи. Вам, вероятно, придется поселиться так же, как и мне, на даче.
Само собой разумеется, что этот вопрос живо меня интересовал. И я очень охотно согласился на предложение Ивана Сергеевича пройти и посмотреть дачи на двадцать шестой версте.
Узнав, что поезд дальше не пойдет, я в сопровождении дочурки двинулся по берегу моря вслед за любезным сослуживцем.
Мы шли по песчаному берегу великолепного залива, в прозрачных водах которого, почти у самого берега, виднелись тела огромных медуз.
Было часов пять вечера. Солнце стояло уже высоко, воздух, пропитанный йодом, живил и бодрил утомленных долгим сидением в теплушке путников.
Пройдя не более версты, мы взобрались по крутой тропинке на преграждающую путь скалу и очутились в дачной местности, сразу мне очень понравившейся. Это плато, расположенное на скалах, было правильно разбито на участки, прорезанные широкими улицами. Постройки находились друг от друга на приличном расстоянии, что давало возможность дачникам разбить и сады, и огороды, и вполне соответствовало названию «Сад-город». Приятно было узнать, что дачи снабжены электричеством.
Вместе со Скурлатовым мы осмотрели две неказистые и примитивные по постройке дачи, в которых в случае нужды можно было разместиться нашей семье. Но я сомневался в их пригодности для зимнего жилья, зато цена подходящая. За одну из них сроком по май будущего года просили всего полторы тысячи рублей, что равнялось не более чем тридцати иенам. Это обстоятельство успокоило меня. Распрощавшись со Скурлатовым, мы уже в сумерках вернулись в нашу теплушку.
Здесь от офицеров я узнал, что, вероятно, юнкерам придется прожить в теплушках недели две. Во Владивостоке давно уже находился начальник училища Герц-Виноградский, но вопрос о помещении все еще висел в воздухе. Несмотря на желание Розанова поместить училище в казармах на Океанской, занимавшая их часть морских стрелков не соглашалась на перевод в Раздольное, где имелись свободные постройки.
Уже одно сопротивление приказам Розанова не предвещало ничего хорошего.
На другой же день я с женой и дочуркой проехали во Владивосток осмотреть город. К тому же я считал нужным представиться начальнику края генералу Розанову.