Охрана была необходима, время тревожное, многих капиталистов уводили в сопки. Я опасался нападения на контору. К моему большому счастью, над конторой квартировал японский жандармский генерал. У него надежная охрана, и я рассчитывал на его помощь в случае нападения. Генерал почти каждый день, идя по лестнице к себе, заходил к нам и, остановившись в операционном зале, подолгу присматривался к нашей работе. Я познакомился с ним, ведя беседу через переводчика.
Это знакомство стало для нас полезным, и я весьма охотно принял его приглашение прийти к нему со всей семьей на чашку чая.
Приглашенных было немного: хозяин дома Альберс с супругой, моя семья и управляющий делами «Кунста и Альберса» Мари с супругой и несколько офицеров, ему подчиненных, говорящих по-русски.
Угощение не ограничилось чаем, а подан и ужин с винами и сакэ.
За ужином хозяин, выпив за здоровье гостей, сказал тост и намекнул, что верит в скорое образование белого буферного государства, в которое войдет все Забайкалье от Иркутска, и в то, что государство будет населено белыми русскими. Япония развития здесь коммунизма не допустит.
Пришлось ответить таким же приглашением, устроив ужин в конторе и пригласив генерала Болдырева.
Знакомство состоялось.
Генерал, когда политическое положение обострялось, приходил к нам и говорил:
– Сегодня вечером не выходите из конторы. Может быть худо.
Однажды мои служащие, которых жена всегда называла «мальчиками», прибежали в контору и сообщили, что они видели, как в одном ресторане местные коммунисты арестовали двух смельчаков офицеров, пришедших в ресторан в погонах. Ими оказались два отважных каппелевца, приехавших во Владивосток из «Пограничной».
– Что делать? – вопрошали наши мальчики. – Как их спасти?
– Бегите наверх к генералу и доложите ему о происшествии.
Генерал принял их и, выслушав рассказ, отослал своего адъютанта, а пришедших усадил за стол и стал угощать чаем.
Молодые люди сидели как на иголках, ибо время шло, а генерал разговоры на эту тему прекратил.
Прошло около часа, когда возвратился адъютант и что-то доложил генералу. Генерал приказал передать моим служащим, что он рад удовлетворить просьбу. Оба арестованных офицера были обнаружены японцами на гауптвахте. Им по приказанию японцев вернули и шашки, и погоны, сказав, что они могут свободно ходить по Владивостоку в форме и никто их больше не тронет.
Такое любезное отношение было нам весьма приятно.
Болезнь Наташи
Дела нашей конторы шли блестяще. Тревоживший меня более года вопрос о том, чем я прокормлю семью, разрешился самым благоприятным образом. Но подкралась и большая беда – заболела Наташенька какой-то неизвестной докторам болезнью. У нее поднялась температура до тридцати восьми градусов и не спадала, несмотря на все принимаемые докторами меры.
Большинство врачей, смотревших ее, – братья Моисеевы и доктор Панов склонялись к мысли о начале туберкулеза легких.
Это сильно смутило только что установившийся душевный покой. Наташенька теряла в весе, плохо ела, несмотря на отборный и вкусный стол. Наконец доктора посоветовали переменить климат, рекомендуя Циндау. Однако жить ей за границей с мужем было не на что.
Поэтому мы решили устроить дочурку с мужем где-нибудь на даче близ Владивостока и начали подыскивать подходящее помещение. Благо наступало время, когда и нам нужно покинуть казенную квартиру.
В этом сложном вопросе нам посчастливилось. По рекомендации генерала Антоновича, бывшего нашим соседом по квартире, мы нашли комнату со столом. Взяли не очень дорого – сто пятьдесят иен за двоих, и мы перевезли дочурку на дачу.
Дача была выстроена из превосходного леса, снабжена водопроводом и ванной. Хозяева оказались милыми и кормили прекрасно. Мы с женой приезжали по воскресным дням и насилу упросили брать с нас за стол.
Ввиду создавшегося положения решили не искать квартиру в городе, а переехать в контору. Правда, это не приспособленное для жилья помещение. Оно состояло из прихожей, большого зала, одной небольшой светлой комнаты и одной полутемной, расположенной над воротами. Мы с женой заняли последнюю, в которой находился сейф с деньгами. Это было важно в целях охраны нашей кассы. Здесь спали я, жена и Толюша. Светлую комнату мы перегородили на две части, в первой из них устроили кухню, а во вторую поместили мою мать. Прихожую тоже перегородили и там устроили помещение для наших вещей и имущества «мальчиков», которые вечером переносили походные кровати в зал, где и спали, пользуясь большой кубатурой воздуха.
Зал был настолько велик, что за перегородкой, отгораживающей публику от служащих, образовалась большая комната с массой света, где свободно разместился привезенный нами в теплушке гостиный гарнитур и пианино. Получилось нечто вроде гостиной. Было светло, тепло и уютно, и, если бы не тревога за Наташу, я бы считал себя вполне счастливым человеком.