Екатеринбург – Владивосток. Свидетельства очевидца революции и гражданской войны. 1917-1922

Больше всего меня волновала история с Ветровым. Противно с ним говорить. Хорошо, что его поступок почти единственный. Правда, кое-какие недочеты выявились и в других эвакуированных отделениях, но все это были мелочи и в большинстве своем сводились к несколько преувеличенным расходам на эвакуацию.

На Пасху Толюшу в отпуск отпустили, и вся семья оказалась в сборе.

Много хлопот было у меня по обелению Чернявского и Александра Бернгардовича Струве, посаженного в тюрьму.

За Чернявского, устраненного от должности, я хлопотал перед Рожковским, и тот назначил его в какую-то дыру управляющим еще не существовавшим отделением Госбанка. Но почему-то Чернявский был мною недоволен и к нам не показывался, а при встречах оставался очень холоден.

На Пасху появились неважные вести с фронта. Войска наши дрогнули и отступали от Вятки.

В связи с этими известиями наш министр финансов проехал из Омска в Пермь. На обратном пути он собирался остановиться в Екатеринбурге и побывать у меня вместе с министром земледелия Петровым.

Во время их пребывания в Екатеринбурге я устроил обед в честь министров. К обеду я пригласил генерала Домантовича и, кажется, двух братьев Злоказовых.

Обед был недурной, но оба министра высказали свое неуменье бывать в обществе. Не целовали у дам руки, ели рыбу ножом и нельзя сказать, чтобы не подчеркивали свое служебное положение.

Это особенно сказывалось при сравнении с воспитанным и деликатным генералом Домантовичем, бывшим лейб-уланом. Он был до того похож на великого князя Константина Константиновича, что все считали его незаконнорожденным Романовым.

После обеда мы вместе с гостями отправились в театр, где Михайлов был настолько нетактичен, что занял переднее место перед барьером и высовывался, как гимназист, из ложи: «Нате, смотрите на меня, я ваш министр финансов». Петров принадлежал к эсерам, юн (не старше тридцати) и совершенно прост. Вероятно, ранее он был сельским учителем или занимал какую-нибудь маленькую должность в земстве. Это указывало на очевидное безлюдье Омска во время переворота Колчака и выбора правительства.

Михайлов настаивал не только на моем скорейшем приезде, но и просил совсем перебраться на жительство, обещая устроить квартиру в две-три комнаты.

После Пасхи я опять поехал в Омск. Эта поездка осталась памятна тем, что к тому времени от Перми до Омска, а вскоре и до Владивостока стали ходить регулярные поезда-экспрессы. Ходили они без всякого опоздания, минута в минуту.

Как удалось наладить работу транспорта, никто не знал, но я догадывался, что ларчик открывался просто. К тому времени со своих должностей убрали военных комендантов станций, дела не знающих, и транспортом стали заведовать инженеры-путейцы. В Екатеринбург был назначен Нагаткин, служивший в Алапаевском округе.

На этот раз я уже ехал в купе первого класса вместе с Павлом Васильевичем Ивановым, вызванным в Омск на должность министра торговли и промышленности, и Сергеем Федоровичем Злоказовым, приглашенным на должность управляющего Комитетом по ввозу и вывозу.

Перед самым отходом нашего поезда подошел состав из Омска, и среди пассажиров я заметил Леонида Ивановича Афанасьева. Он в то время занимал министерский пост по снабжению армии. Леонид Иванович увидал меня в окне и тотчас забежал в наш вагон.

– Жаль, что я уезжаю! – воскликнул я, радостно пожимая руку. – Надеюсь, что вы остановитесь у меня.

– На это, признаться, я и рассчитывал. Ну, конечно, жена будет очень рада приютить вас у себя.

– Зачем приехали?

– А вот видите, я приехал ликвидировать местного агента нашего ведомства Кречинского, посаженного в тюрьму. Скажите, что это за человек? Мне очень важно знать ваше мнение, ибо Верховный дал мне карт-бланш вплоть до расстрела этого господина.

– Ну, в таком случае и я очень рад, что встретился с вами. Уверен, что наша встреча спасет инженера Кречинского от расстрела. Это наш алапаевский инженер, очень способный человек. Когда он принял должность, то снял у меня две комнаты под свою канцелярию. Мы часто с ним виделись. Не думаю, чтобы он был грабителем. Его арестовали военные власти, плохо разбирающиеся в делах. Надо вам сказать, что и меня хотели арестовать за спекуляцию золотом. Узнав об этом, я сам отправился к главноуполномоченному по делам Урала. Военное командование совершенно не знало, что золото имеет свободное хождение, а наш банк скупает и продает его, производя аффинаж, совершенно законно, тогда как закон о монополии был введен большевиками. В этом деле много странности. Вам надо быть очень осторожным. Да, разрешите вас познакомить с моими спутниками; они подтвердят мое мнение.

Тут же, в купе, и состоялось маленькое заседание по этому вопросу. Иванов, оказывается, знал пункт обвинения Кречинского о каких-то папахах, доставленных в армию, – совершенно добротных и дешевых, но не вполне соответствующих форме. По-моему, – сказал Иванов, – здесь идет борьба с интендантами, ныне отстраненными от дела и всячески мешающими работе Министерства снабжения.

В это время раздался третий звонок, и мы расстались.