–Сынок, я тут компотик сварила из сушеных фруктов, помнишь, вчера давали? Кисловатый, конечно, получился, я сахарозаменитель нынче берегу, его не знаю когда теперь дадут. Но может ты попробуешь? Егор Семёнычу нравится…
Вдруг взгляд её упал на новый аппарат, который Борис расположил прямо посередине бывшего Васенькиного стола.
– Батюшки, это ж какая у тебя машина интересная! – с непритворным удивлением воскликнула старушка, – Это чтоб от террористов защищаться?
– Не, Юлиан Пална, это чтоб картинки рисовать, – гордо ответил Борис.
– Картинки? Прямо как в трансляторе?
– Ага. Я с детства мечтал научиться рисовать. У меня столько картинок в голове, я даже не знаю, с чего начать! А хотите… хотите, я вам что-нибудь нарисую?
– Это ж сколько денег, наверное, стоит… – задумчиво произнесла Юлиана Павловна.
– Стоит, – согласился Борис, – Но это ведь не для развлечения. Это мне для работы, чтоб эти самые деньги и зарабатывать.
– Ааааа, ну тогда понятно. Это хорошо. Молодец, сынок, работай, это ведь всё на благо, за всё нам воздастся по делам нашим. Вот Васенька, например…
Борис сжал зубы, чтобы не зевнуть.
– Так что вам нарисовать, Юлиан Пална? – прервал он болтовню соседки.
– Да ну что ты, что ты! Чего меня, старую, спрашивать? Ты сам, сынок, смотри, что умеешь, то и нарисуй.
– Да нет, вы скажите. Мне приятно будет, честно!
– А это бесплатно? – старушка с подозрением покосилась на монитор.
– Бесплатно, конечно! – рассмеялся Борис.
– Ну хорошо. Что нарисовать, спрашиваешь? Ох, я прям даже не знаю… Слушай, а можешь… Васеньку. Да, это глупо как-то, но я подумала… Можно я тебе расскажу кое-что? Я не долго, буквально пять минуточек.
– А я пока перо откалибрую, – кивнул Борис, – Садитесь на диван.
Старушка села, продолжая держать в руках чашку с компотом и несколько секунд просто молча смотрела на неё.
– Знаешь, сынок, откуда у нас взялась эта чашка? Ей ведь уже больше двадцати лет, между прочим, а она всё как новая. Ну может картинки поистёрлись немного, но не битая же! Слушай, раньше зимой был большой праздник для всех – Новый год назывался. Его где-то до 2040-го отмечали, так что ты, может, и застал ещё. Так вот, это был год тридцать третий – тридцать четвёртый, в общем, точно не помню, но где-то в конце Эпохи Нестабильности. Мы тогда прямо накануне праздника в магазин пошли, за продуктами, как и полагалось – традиция такая была – в Новый год садиться за стол, и чтоб на нём столько еды было, что и за три дня не съесть. Васенька сначала собирался отмечать в своей компании в соседнем городе, но что-то у них там сорвалось в последний момент, и он дома остался. А мне-то и хорошо: любила я, когда вся семья в сборе. И тут он мне говорит: «Давай, – говорит, – мать, я с тобой пойду в магазин, а то ты вечно сумки тяжеленные нагрузишь и еле идёшь потом». Ну да, я такая была. Мне не трудно, а им приятно будет покушать вкусненького. А магазины, сынок, раньше какие были! Ой, даже и не знаю, как описать. Там тебе и мясо, и сыры, и фрукты, и даже эти, как их называют-то… Слово из головы вылетело. А, оливки! Всё было, и люди там ходили целыми семьями, и никто никаких вирусов не боялся, а террористов и в помине не было. Войны тоже не было, то есть, что-то такое происходило с этим Северным Ниамом, но мы, простые смертные, об этом и знать не знали. Так вот, накупили мы всего вкусного, дорого оказалось, конечно, но на праздник можно, Егор Семёныч тогда хорошо зарабатывал на своём заводе, это ещё до того было, как их в тридцать восьмом закрыли как убыточный. В общем, набрали полную тележку, идём на кассу. И тут Васенька мне и говорит: «Мать, всё, конечно, хорошо, но это нужно из красивых тарелок есть, а не из наших, расколотых». Ну я подумала – и правда, посуда новая никогда не помешает. Взяли мы ещё три тарелки красивые, голубые, с цветочками, три блюдца и три чашечки, вот эти.
Она покрутила чашку в руках, чтобы Борис мог получше её рассмотреть. Он кивнул.