Эхо чужих желаний

Клэр позвонила Эмер, которая обещала немедленно отправить Анджеле телеграмму, и пошла в Университетскую церковь. Священник записал имя миссис О’Хары в блокнот, чтобы упомянуть его в молитве во время мессы. Клэр протянула две полукроны. Священник покачал головой.

– Разве для студентов это не стоит пять шиллингов? – спросила Клэр.

– Это бесплатно, дитя мое. Я буду рад отслужить мессу за упокой души этой женщины. Она была твоей подругой? Или родственницей?

– Нет, ни то ни другое. Это мать моей учительницы, она обычно сидела рядом, пока ее дочь занималась со мной дополнительно. Еще у нее был сын-священник, и это приносило ей много счастья, хотя она была в своем роде калекой.

Священнику было приятно это слышать.

– Что ж, ее сын отслужит много месс за упокой ее души, но ты не волнуйся, я тоже отслужу за нее мессу.

Он написал свое имя на открытке для мессы – там, где рядом со словами «священник, отправляющий службу», начиналась пунктирная линия, и Клэр поблагодарила его за великодушие. Она была готова потратить пять шиллингов на мессу за упокой матери Анджелы, но теперь, когда необходимость в этом отпала, все стало намного проще. Терзаемая легким чувством вины, Клэр купила марку и, не выходя из почтового отделения, написала письмо с выражением соболезнования. Ей было интересно, что сейчас делает Анджела.

Потребовалось много времени, чтобы ответить на все письма со словами сочувствия и отправить записки с благодарностью за цветы и заупокойные мессы. Анджела делала это методично каждую ночь. Она переставила в коттедже мебель и убрала кресло матери наверх, чтобы не видеть его, спускаясь по лестнице.

Люди были так щедры – даже Иммакулата проявила человеколюбие и предоставила Анджеле больше выходных, чем полагалось. Анджела вежливо поблагодарила настоятельницу и сказала, что предпочла бы отдохнуть пару лишних дней в конце полугодия. Иммакулате это не понравилось. А как же Рождество, концерт и все остальное?

«В этом-то и дело», – призналась Анджела.

В нынешнем году ей будет трудно вложить душу в рождественский концерт. Иммакулате пришлось согласиться.

Во время похорон Джеральдина и Мария помогли сестре больше, чем она могла надеяться. Вдобавок ко всему их черные пальто, английский акцент, а также искреннее и неподдельное беспокойство по поводу того, что отец Шон не смог приехать на похороны матери, отвлекали людей от желания задавать лишние вопросы. Они виновато признались друг другу, что почти не писали брату и что в последнее время получали от него только рождественские открытки. Джеральдина даже рискнула задаться вопросом, счастлив ли Шон, пребывая в сане священника; в первые дни после рукоположения он лучился от радости.

Анджеле не пришлось отвечать на прямые вопросы о брате. Людям хватало невнятных сожалений о том, что Шона нет рядом, чтобы отслужить мессу.

Слишком многое предстояло сделать: приготовить еду для гостей и кровати для сестер, а еще разобрать и поделить между собой мамины вещи, чтобы у сестер осталось что-то на память. Речь зашла даже о коттедже. Было трудно сидеть рядом с сестрами, которые были для Анджелы почти чужими, и слушать их разговоры об английских магазинах, городах и морских курортах – она ничего об этом не знала, но ей пришлось через это пройти. Сестры тоже имели право на долю из небольшой суммы, которую оставила мать.

Анджела показала им сберегательную книжку матери: там числилось чуть больше ста фунтов стерлингов. Еще у нее был полис ритуального страхования, так что похороны оплачивала страховая компания. Анджела предложила разделить сто фунтов на четверых. Мария поинтересовалась, не следует ли отправить Шону всю сумму на благо миссии. Именно миссионерская деятельность сына занимала все мысли их матери.

На короткий миг Анджела испытала искушение открыть сестрам правду. Время было позднее: уже никто не придет и не помешает разговору. Она могла бы переложить часть тяжести со своих плеч на плечи сестер. Джеральдина и Мария жили в Англии. Ради бога, никто не мешал им встретиться с братом, оценить его положение и решить, как относиться к священнику, отказавшемуся от сана. Но что-то в характере Шона и Сюи казалось слишком уязвимым, чтобы впустить в их жизнь Марию и Джеральдину, обитавших в странных, замкнутых мирах. Анджела поняла, что пока ничего не скажет сестрам.

Правильно ли она поступила, не уведомив Шона о смерти матери? Одобрит ли душа миссис О’Хары поступок дочери? Насколько благими были ее мотивы? Анджела опасалась, что многие слова, которые она адресовала брату, были неискренними. Почему она не позволила Шону вернуться домой и признаться в содеянном? Матери больше не было рядом, чтобы почувствовать стыд и боль. Не превратилась ли Анджела в степенную школьную учительницу, не желавшую нарушать размеренный ход собственной жизни?