Она недоумевала, почему утаила от Клэр историю Шона. В некотором смысле Анджела сблизилась с Клэр больше, чем с кем бы то ни было. Клэр хранила позорную тайну бедного Томми, прозябавшего в лондонской тюрьме. Для откровенной беседы не нашлось подходящего момента, а теперь было почти слишком поздно.
Анджела посмотрела на письмо Клэр с выражением соболезнований и на открытку о заказе заупокойной мессы с подписью священника Университетской церкви. Девушка была очень добра: откликнулась почти сразу и потратила на мессу карманные деньги, хотя ей самой вечно их недоставало. Конечно же, Анджела по достоинству оценила эту жертву. В письме Клэр напоминала, что Анджела всегда находилась рядом с матерью, радела о ее благополучии и счастье, не испытывала обиды, относилась к своей участи с юмором, – это ли не лучший подарок для родителя и не повод обрести утешение для дочери? Клэр признавалась, что не ощущает в себе сил совершить нечто подобное. Наверное, это было единственное письмо, автор которого не упоминал о молитвах Шона, несущих утешение, и не скорбел о том, что сын не смог приехать на похороны матери.
Анджела уехала в Англию на последней неделе учебного полугодия. Она предупредила детей, что в этом году не стоит дарить ей рождественские открытки и что она встретит Рождество с сестрами или в компании дублинских друзей. Кажется, все признали ее поступок разумным. Нет смысла праздновать Рождество в пустом доме, пусть даже немало жителей Каслбея были готовы пригласить мисс О’Хару к себе.
На почтовом судне было холодно и сыро, а в поезде, следующем в Лондон, – душно и неуютно. К тому моменту, когда Анджела садилась в очередной поезд, чтобы добраться до школы Шона, ее глаза опухли от недостатка сна. Сойдя с поезда, она прошагала целую милю и вспомнила день, когда она с братом приехала в Остию и увидела большой дом, во дворе которого ждали жена и дети Шона. Анджела вспомнила страх, испытанный при встрече с ними, и грусть, сменившую этот страх.
Она уже бывала здесь, в этой школе, когда отец Флинн устраивал Шона на работу. В те дни битва с римским духовенством еще не считалась проигранной. Шон был по-прежнему полон энтузиазма и писал в Ватикан так же часто, как прежде ездил туда.
В последнее время брат почти не упоминал о Ватикане в своих письмах. Он сообщал, что Сюя взяла много работы, Денис делает успехи в школе, Лаки учится в соседнем монастыре и оба ребенка завели много друзей. На самом деле их положение вовсе не было стабильным, но, к счастью, Денису выпал шанс получить хорошее, дорогое образование, которое в других обстоятельствах им было бы не по карману.
Анджела терялась в догадках, какую работу выполняет Сюя. Разумеется, в такой школе, как эта, ее бы не наняли заниматься починкой одежды и шитьем, как в Риме. Хотя кто знает, англичане вполне могли придерживаться более широких взглядов и позволить жене учителя латыни подрабатывать швеей и даже прачкой.
Анджела подошла к маленькому домику привратника. За садом ухаживали гораздо лучше, чем во время ее прошлого визита, хотя на дворе стояла зима. За оградой росли красивые серебристые деревья и золотистые кусты, придававшие цвет зимнему пейзажу. Дверь сияла яркой, солнечно-желтой краской. Домик имел более жизнерадостный вид, чем тогда, когда Анджела увидела его впервые.
Она знала, что Шон будет в школе, и хотела встретиться с братом после занятий, когда он вернется домой к обеду. Шон говорил, что больше всего радости он получает от получасовой прогулки по пустой спортивной площадке в полной тишине по пути домой. Анджела слишком хорошо знала, как нужна эта передышка от пронзительных детских голосов. Она сама была лишена подобной роскоши, об этом позаботилась Иммакулата.
Анджела постучала в желтую дверь. Ее встретила Сюя. На лице – улыбка, в глазах – восторг, руки распростерты в желании обнять.
– Я заметила тебя со второго этажа и побежала вниз. С приездом, милости просим! Я с трудом могу в это поверить. Я счастлива. Мы все счастливы. У тебя чемодан, на этот раз ты останешься с нами.
– Да, Сюя, на этот раз я останусь.
Они выпили чаю, и Анджела осмотрелась. Сюя изменилась: помолодела и выглядела более элегантно. Теперь она убирала волосы в пучок, носила светло-зеленый джемпер и юбку, а широкий белый воротник украшала брошь из коннемарского мрамора.
Анджела подарила Сюе брошь, когда в прошлый раз приезжала в гости. Мысль о том, что это, возможно, единственное украшение Сюи, растрогала Анджелу до глубины души. Сюя рассказала о работе. Теперь она занималась вовсе не стиркой и шитьем. Сюя набирала тексты дипломных работ, выполняла переводы для японских компаний в Лондоне и делала копии документов. Больше всего заказов Сюя получала от школы. В администрации сочли, что лучше платить миссис О’Харе за аккуратно оформленные опросные листы, экзаменационные билеты, уведомления и брошюры, чем самим печатать на машинке, переводя пачки бумаги. Сюя с гордостью сообщила Анджеле, что неплохо освоила надомное производство и даже наняла девушку, приходившую помогать ей трижды в неделю после обеда.