Эхо чужих желаний

Много раз они желали, чтобы Лиффи заснула, а не буянила, не трещала без умолку и не пыталась сбежать. Сегодня вечером, когда возня с ребенком могла их развлечь, малышка лежала в объятиях Клэр, ровно дыша, и ее длинные ресницы отбрасывали тени на щеки.

Дэвид крепко сжал в объятиях дочь, и по его лицу скатились две слезинки.

– Прости меня, Лиффи, – сказал он.

– За что ты извиняешься? – мягко спросила Клэр. – Мне за многое нужно перед ней извиниться. Но это все равно что разговаривать с самой собой. Она пока не сможет понять.

– Прощай, Клэр.

– Прощай, Дэвид. На время.

Они не прикасались друг к другу.

Анджела видела, как машина подъехала к коттеджу; она отослала Дика спать на случай, если Клэр захочет поговорить.

Клэр стояла с Лиффи на руках и смотрела, как машина разворачивается и едет обратно по дороге, ведущей к полю для гольфа. Она сдержанно помахала рукой, но Дэвид смотрел прямо перед собой и не заметил этого.

– Заходи, – пригласила Анджела.

– Это очень трудно объяснить.

– Большинство явлений совершенно невозможно объяснить. Я всегда так думала, – ответила Анджела.

Она показала Клэр ее постель и приготовила чашку чая. Чайник как раз закипал.

– Возьми с собой, – предложила она.

Клэр моргнула в знак благодарности. Ее бывшая учительница волшебным образом понимала, когда люди хотят поговорить, а когда им нечего сказать.

Джим О’Брайен бегом вернулся в магазин, дрожа от страха.

– Папа, папа, ты где?

– Вылезаю из постели, где еще я могу быть? – проворчал Том О’Брайен.

– Папа, иди сюда, пожалуйста.

На мальчике лица не было.

– Папа, пойдем со мной… Пойдем скорее.

Том О’Брайен натянул пальто поверх пижамы. Он одевался, сидя на краю кровати, и уже успел надеть брюки, носки и ботинки, когда до него донеслись крики.

Отец с сыном выбежали на вершину утеса, и Джим указал вниз, на пляж.

– Я думаю, это человек, папа, это чье-то тело.

Дул ветер, на берег летели соленые брызги. Том О’Брайен снял очки и протер их.

– По форме похоже, но это не может быть тело. Кто полезет купаться в такую погоду?

– Это тело, папа. Это оно. Я спускаюсь. Ты позовешь полицию и доктора Пауэра?

Джим О’Брайен, почти полностью утративший слух, не слышал, как отец просил его быть осторожным. Мальчик сбежал по ступенькам на широкий коварный пляж Каслбея, где чуть ли не каждое лето кто-то тонул, но где никогда прежде не видели тела, прибитого зимним приливом.

О несчастье все узнали, казалось, без слов. Соседи выскочили из домов и побежали по главной улице в сторону моря. Ропот нарастал. Люди бессознательно выискивали глазами родных и близких. В воде, лицом вниз, лежало неподвижное тело. Никто не мог сказать наверняка, мужчина это или женщина.

«Может, матрос с корабля», – прозвучало в толпе.

Однако все понимали, что это не бедолага, смытый за борт волной. Не случайная смерть незнакомца. Вызовом полиции и парой заупокойных молитв тут не отделаешься. Погиб кто-то местный, из Каслбея.

Жители поселка молча стояли на вершине утеса, наблюдая за теми, кто уже добрался до кромки воды. Внизу бродил мальчик, который первым увидел, как волны прибили страшную находку к берегу. С ним были мужчины: покупатели из лавок неподалеку и парни, сбежавшие вниз по тропе. Несколько человек вышли из дома врача, спустились на пляж и склонились над трупом, на случай – просто на случай – если в черной докторской сумке найдется что-то, способное воскрешать мертвых.

К толпе присоединился отец О’Двайер в развевавшейся на ветру сутане, и ропот слился в единый гул. Жители Каслбея возносили десятикратную молитву на четках за упокой души, покинувшей тело, которое лежало на пляже лицом вниз.

Дэвид проспал всего два часа и услышал громкие голоса. Он подумал, что шум ему снится, но кто-то кричал наяву. Дэвид сел в постели – Клэр не было рядом. Перед глазами снова встала вчерашняя сцена. Он вспомнил, как отвез жену к Анджеле, вернулся домой и перевернул все вверх дном в поисках фотографий.

Он знал, что Клэр не взяла их с собой, – он заглянул в ее сумочку. Она забрала кое-какие детские вещи и свою ночную рубашку.

Он откладывал звонок Кэролайн до тех пор, пока не понял, что уже поздно. Тогда он сказал себе, что было бы жестоко ее разбудить, если ему нечем ее утешить.

Ему снилось, что за ним гонятся люди, размахивая то ли бумагами, то ли большими конвертами. Толпа неслась за ним по Черч-стрит, в гневе окликая его по имени. Дэвид не понимал, чем настроил против себя толпу, он чувствовал страх и пытался убежать. Потом он сообразил, что его действительно кто-то зовет. Он различил голоса Бампера Бирна и Могси, а затем и отца:

– Приходите скорее, там кто-то лежит на пляже, кто-то утонул.

Его сердце чуть не разорвалось от ужаса. Он не раздевался прошлой ночью и сбежал по лестнице в мятой рубашке и брюках. В дверях стоял Могси Бирн.

Дэвид схватил несчастного за руки:

– Кто это? Черт бы тебя побрал, кто это?

– Я не знаю… Не знаю… Я не… – Могси запинался под диким взглядом Дэвида Пауэра, который всегда был спокойным и славился здравомыслием.

– Скажи, кто это, – рычал Дэвид. – Скажи мне, или я сверну тебе шею.