– Пойдут разговоры, если тебя не будет.
– Чепуха, церковь будет битком набита. Там соберется весь Каслбей.
– Ты тоже должен там быть.
– Я многое не могу объяснить тебе, папа…
– Не нужно ничего объяснять, просто пойдем со мной в церковь прямо сейчас, давай, Дэвид. Это всего лишь пустяк. Но он перестанет быть пустяком, если ты этого не сделаешь.
– Если ты думаешь…
– Да, я так думаю. Собирайся, уже звонит колокол, твоя мама уехала на машине.
Люди крестились холодными пальцами. Почти весь Каслбей пришел в знакомую церковь. Внутри все было привычно, за исключением гроба, стоявшего у алтаря. Гроб утопал в открытках с выражением соболезнований и сообщениями о заказе заупокойной мессы. Рядом лежали два венка: от матери Джерри и от Фионы с мужем. Оба венка заказал Фрэнк Конуэй. По непонятной причине больше никто цветов не прислал. При мысли о Джерри никто не вспоминал о похоронных венках.
На похоронах в церкви всегда казалось холоднее. Миссис Мэри Дойл, в черном пальто с чужого плеча, преклонила колени в первом ряду. Ее взгляд где-то блуждал, руки сцепились в молитвенном жесте. Рядом с матерью сидела Фиона. В свободном черном пальто и мантилье она выглядела бледнее обычного. Она была похожа на испанскую вдову, сестра Джерри вообще мало напоминала ирландку.
Дэвид и его отец пришли одновременно с Анджелой, Диком и Клэр. Они обменялись словами, которые традиционно звучат на похоронах: ужасная трагедия, бедный юноша, в чем смысл всего этого… Дэвид и Клэр пропустили остальных вперед.
– Это ты сожгла фургон? – спросил он.
– Да. И фотографии. И негативы.
– Теперь это не важно, – сказал он.
– Да.
Они вошли в церковь бок о бок, ощущая, что их разделяют многие мили. Анджела и доктор Пауэр намеренно сели рядом. Дэвид и Клэр присоединились к ним. Жителям Каслбея не удалось полюбоваться на то, как молодой врач и его жена демонстрируют взаимную холодность прямо посреди похорон. Супруги преклонили колени там, где им было велено. Рядом друг с другом.
Никогда еще месса не длилась так долго.
Когда Клэр думала, что настало время причастия, началась проскомидия. Когда она ожидала услышать Святое Благовествование от Иоанна, раздалась запричастная молитва.
Она сидела, стояла и преклоняла колени рядом с Дэвидом. Она смотрела на его холодные руки, сложенные в молитве, и заметила, что ему нужно подстричься. Она глядела на его вычищенные ботинки и задавалась вопросом: кто их почистил? Нелли?
Каждый раз, когда она поднимала глаза, то видела гроб, в котором, как утверждалось, лежал Джерри Дойл.
Куда она хотела бы вернуться? Если бы могла…
В то время, когда еще не была беременна? Нет, это означало бы отсутствие Лиффи, а единственным благом, которое она обрела, была Лиффи.
Она действительно ужасно себя вела после рождения Лиффи? К своему удивлению, она почти ничего не помнила о той зиме и весне. Должно быть, она была плохой женой. Отсутствующий взгляд, дурман, вызванный таблетками, – совсем как несчастная мать Джерри.
Неужели она начнет все сначала?
Дэвид не хотел, чтобы она стояла рядом с ним на коленях, но этого было не избежать. Она положила локти на спинку сиденья перед собой и уперлась лбом в сжатые ладони. Он обратил внимание, что на ее тонком запястье болтались часы – его подарок. Когда он взглянул на ее лицо, то увидел, что ее глаза открыты и обращены куда-то вдаль. Очевидно, она не молилась.
Было о чем подумать. Он почувствовал, что изнемогает. Он слишком устал, чтобы давать обещания, умолять ее вернуться в садовый домик, уверять, что все наладится. Возможно, ничего не наладится, а они ведь никогда открыто не лгали друг другу, они просто не говорили всей правды. Он не отрицал, что был с Кэролайн, потому что Клэр об этом не спрашивала. Если бы не фотографии, у них был бы шанс. Фотографии. Если бы он мог вернуться в прошлое, когда снимки еще не появились…
Она действительно сожгла их? Вместе с фургоном? Он вздрогнул, вспомнив об этом. А если бы ветер подул не туда и понес пламя в ее сторону? Ради всего святого, зачем ей понадобилось идти в кемпинг, чтобы сжечь фотографии? Неужели она не могла сделать это где-нибудь еще? Он повернул голову и посмотрел на жену. Ее голова по-прежнему опиралась на руку, темные глаза смотрели вперед, напряженная поза говорила о боли. Был ли он прав, когда сказал, что теперь все не важно? Неужели уже слишком поздно?
Священник с кадилом обошел вокруг гроба, в котором лежал Джерри Дойл, и церковь наполнилась приторно-сладким запахом ладана. Четверо мужчин, что росли вместе с Джерри и беспомощно наблюдали за тем, как он уводит их подружек, подняли гроб как пушинку. Все покинули церковь следом за ними.
Склонив на ветру головы, они прошли четверть мили до кладбища, разбитого высоко на холме. При виде похоронной процессии два могильщика рядом со свежей могилой сняли шапки.
Туристы часто заглядывали на это маленькое кладбище и говорили, что это прекрасное место для упокоения. Его окружала каменная стена и усеивали старинные кельтские кресты. В углу ютилась маленькая разрушенная церковь, увитая плющом.