Читаем Эхо фронтовых радиограмм(Воспоминания защитника Ленинграда) полностью

Немецкий «шмайсер» тяжелее ППС в два раза, однако внешняя отделка его была на загляденье. Из вороненого металла, повсеместно закругленным, ладно скроенный, он вызывал чувство восхищения у наших бойцов. И я не мог с ним расстаться, хотя в то время начальство это не одобряло. Заряженный «шмайсер» повесил в коридорчике на вещевой мешок на вбитом в стенку гвозде. Пролезая как-то в этом узком коридорчике к рации, я задел «шмайсер» и он прикладом вниз рухнул на пол — раздались два выстрела, и «шмайсер» замолк. Я тихонько подобрал его, осмотрелся и увидел в вещевом мешке две дырки от пуль. Автомат мог бабахнуть и в спину мне, но и на этот раз я отделался легким испугом. На выстрелы никто не обратил внимание, ибо к ним привыкли как к комарам, и для меня ЧП обошлось без последствий.

Началась повседневная тяжелая работа. В кино и в книгах обычно изображают войну, как цепь героических поступков. Мне же она запомнилась как тяжелый труд, с огромными лишениями, недоеданием, недосыпанием, постоянными походами и переходами. Но это не значит, что мы были подавлены этим трудом. Нет, наоборот, наша молодость проходила в очень интересное время, мы были бодры, жизнерадостны и фронтовая жизнь нас нисколько не тяготила.

Долго я не мог понять, почему при выходах на различные задания наши командиры брали с собой меня, Женю Яковлева, Николая Астафьева, Толю Грачева. А вот «Малек» (Исай Дронзин), Леша Чапко, Женя Курников, девушки-радисты редко путешествовали вдоль линии обороны. Как-то помкомвзвода Вася Афонин сказал:

— Чудак, в случае ранения лейтенанта ты же его вытащишь к штабу, а «Малек» никак не сможет сделать этого — силенок мало.

Боевая обстановка в Красном Бору резко изменила поведение нашего командира взвода Борисова. Он стал нас всех называть на «ты», по имени: Вася, Женя, Коля и т. д. Мы были очень удивлены этим. Однажды Борисов заходит к нам, вынимает из сумки своей доппаек офицерский и говорит:

— Ребята, кушайте на здоровье!

С Красного Бора Борисов стал для взвода «своим», в лучшую сторону изменился его характер, и мы полюбили своего командира взвода.

Подзывает как-то меня Борисов и сообщает:

— Василий, идем с тобой вдвоем в 261 ОПАБ, это — справа, в сторону Слуцка (Павловска), там надо разобраться со связью в батальоне.

За минуту я прихватил все необходимое, и мы по траншеям двинулись в сторону Московского шоссе. Редкие разрывы снарядов и свист пуль нас мало беспокоили, мы уверенно передвигались по немецким окопам, только иногда переползали из одной траншеи в другую по открытой местности. В батальоне была обычная работа: опробование рации, проверка питания ее, беседы с радистами, инструктаж по правилам приема-передачи радиограмм и прочие дела.

Борисов зашел в землянку к командиру батареи, а я решил выйти по траншее на передовой окоп и посмотреть в сторону немцев. День был тихий и солнечный. Дойдя до передовой, я увидел сидящего в окопе возле пулеметного гнезда знакомого младшего лейтенанта из «Смерш» укрепрайона. Он держал на коленях сумку-планшет и что-то рисовал в блокноте. Подняв голову, крикнул:

— Ба, Василек, привет, ты какими судьбами здесь?

Разговорились. Оказывается, ночью на пулеметной огневой точке дежурили два бойца. Один лег придремнуть, а второй вылез из окопа и уполз к немцам, добровольно сдался в плен. Младший лейтенант прибыл сюда для расследования ЧП. Он тщательно составил чертеж-план огневой точки, ситуационный план, пометил, где находились оба бойца, начертил путь беглеца, опросил и запротоколировал рассказы свидетелей. Все это было сделано аккуратно, не спеша, с толком. Я удивился его пунктуальности.

— Такая наша работа, Василек. «Дело» со всеми подробными документами будет храниться вечно, и после войны, если объявится этот подлец, от наказания ему не уйти.

Пробыв в «хозяйстве» 261 ОПАБа двое суток, мы с Борисовым возвращались обратно на КП в Красный Бор. Не дойдя до него нескольких сот метров, мы стали свидетелями невиданной до сих пор бомбежки этого поселка.

34 бомбардировщика «юнкерс», двумя волнами, одна со стороны Невы, вторая — со стороны Слуцка заходили к Красному Бору. Мы легли на дно траншеи, когда самолеты пролетали над нами: были хорошо видны кресты на их крыльях. Затем оба потока стервятников сошлись над Красным Бором и стали его бомбить. Видно было, как словно дождь сыпались на землю бомбы. Вскоре поселок скрылся в сплошном дыму разрывов. Отбомбившись, «юнкерсы» спокойно ушли к себе, за линию фронта, хотя наши зенитки лупили по ним со всех сторон.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное