Немецкий «шмайсер» тяжелее ППС в два раза, однако внешняя отделка его была на загляденье. Из вороненого металла, повсеместно закругленным, ладно скроенный, он вызывал чувство восхищения у наших бойцов. И я не мог с ним расстаться, хотя в то время начальство это не одобряло. Заряженный «шмайсер» повесил в коридорчике на вещевой мешок на вбитом в стенку гвозде. Пролезая как-то в этом узком коридорчике к рации, я задел «шмайсер» и он прикладом вниз рухнул на пол — раздались два выстрела, и «шмайсер» замолк. Я тихонько подобрал его, осмотрелся и увидел в вещевом мешке две дырки от пуль. Автомат мог бабахнуть и в спину мне, но и на этот раз я отделался легким испугом. На выстрелы никто не обратил внимание, ибо к ним привыкли как к комарам, и для меня ЧП обошлось без последствий.
Началась повседневная тяжелая работа. В кино и в книгах обычно изображают войну, как цепь героических поступков. Мне же она запомнилась как тяжелый труд, с огромными лишениями, недоеданием, недосыпанием, постоянными походами и переходами. Но это не значит, что мы были подавлены этим трудом. Нет, наоборот, наша молодость проходила в очень интересное время, мы были бодры, жизнерадостны и фронтовая жизнь нас нисколько не тяготила.
Долго я не мог понять, почему при выходах на различные задания наши командиры брали с собой меня, Женю Яковлева, Николая Астафьева, Толю Грачева. А вот «Малек» (Исай Дронзин), Леша Чапко, Женя Курников, девушки-радисты редко путешествовали вдоль линии обороны. Как-то помкомвзвода Вася Афонин сказал:
— Чудак, в случае ранения лейтенанта ты же его вытащишь к штабу, а «Малек» никак не сможет сделать этого — силенок мало.
Боевая обстановка в Красном Бору резко изменила поведение нашего командира взвода Борисова. Он стал нас всех называть на «ты», по имени: Вася, Женя, Коля и т. д. Мы были очень удивлены этим. Однажды Борисов заходит к нам, вынимает из сумки своей доппаек офицерский и говорит:
— Ребята, кушайте на здоровье!
С Красного Бора Борисов стал для взвода «своим», в лучшую сторону изменился его характер, и мы полюбили своего командира взвода.
Подзывает как-то меня Борисов и сообщает:
— Василий, идем с тобой вдвоем в 261 ОПАБ, это — справа, в сторону Слуцка (Павловска), там надо разобраться со связью в батальоне.
За минуту я прихватил все необходимое, и мы по траншеям двинулись в сторону Московского шоссе. Редкие разрывы снарядов и свист пуль нас мало беспокоили, мы уверенно передвигались по немецким окопам, только иногда переползали из одной траншеи в другую по открытой местности. В батальоне была обычная работа: опробование рации, проверка питания ее, беседы с радистами, инструктаж по правилам приема-передачи радиограмм и прочие дела.
Борисов зашел в землянку к командиру батареи, а я решил выйти по траншее на передовой окоп и посмотреть в сторону немцев. День был тихий и солнечный. Дойдя до передовой, я увидел сидящего в окопе возле пулеметного гнезда знакомого младшего лейтенанта из «Смерш» укрепрайона. Он держал на коленях сумку-планшет и что-то рисовал в блокноте. Подняв голову, крикнул:
— Ба, Василек, привет, ты какими судьбами здесь?
Разговорились. Оказывается, ночью на пулеметной огневой точке дежурили два бойца. Один лег придремнуть, а второй вылез из окопа и уполз к немцам, добровольно сдался в плен. Младший лейтенант прибыл сюда для расследования ЧП. Он тщательно составил чертеж-план огневой точки, ситуационный план, пометил, где находились оба бойца, начертил путь беглеца, опросил и запротоколировал рассказы свидетелей. Все это было сделано аккуратно, не спеша, с толком. Я удивился его пунктуальности.
— Такая наша работа, Василек. «Дело» со всеми подробными документами будет храниться вечно, и после войны, если объявится этот подлец, от наказания ему не уйти.
Пробыв в «хозяйстве» 261 ОПАБа двое суток, мы с Борисовым возвращались обратно на КП в Красный Бор. Не дойдя до него нескольких сот метров, мы стали свидетелями невиданной до сих пор бомбежки этого поселка.
34 бомбардировщика «юнкерс», двумя волнами, одна со стороны Невы, вторая — со стороны Слуцка заходили к Красному Бору. Мы легли на дно траншеи, когда самолеты пролетали над нами: были хорошо видны кресты на их крыльях. Затем оба потока стервятников сошлись над Красным Бором и стали его бомбить. Видно было, как словно дождь сыпались на землю бомбы. Вскоре поселок скрылся в сплошном дыму разрывов. Отбомбившись, «юнкерсы» спокойно ушли к себе, за линию фронта, хотя наши зенитки лупили по ним со всех сторон.