Эхо фронтовых радиограмм(Воспоминания защитника Ленинграда)

Но с этого времени в наших отношениях появилась трещина. Мы продолжали встречаться, но каждая встреча начиналась с претензий друг к другу, упреков, споров. Я стал подозрительным, наводил справки о прошлом поведении Вали. Выяснилось, что на точке, где она долгое время находилась, к ней часто приходил какой-то пограничник. Она отрицала всякую связь с ним, но мои подозрения не рассеялись. Во всяком случае, серьезных намерений в отношении Валентины у меня не появлялось.

Жизнь в Пярну была довольно веселой. Немецкие вылазки на наше побережье не вносили заметных изменений в жизнь роты связи. Продолжались дежурства на рации, в карауле, патрулирование в городе, занятия в учебном классе. В свободное время устраивали танцы прямо на асфальте улицы под окнами учебного класса, под радиолу. Приходили гражданские люди, солдаты из других частей. Вскоре была открыта городская танцевальная площадка, и мы часто посещали это веселое место.

В радиовзводе появился младший лейтенант Зайков, маленький человечек, худенький, белобрысенький. Заметен он был тем, что был пристрастен к спиртному. Вся его жизнь протекала в заботах — как выпить. При этом он не скрывал этого, находился почти всегда под шафе.

— Правда только в водке, — часто говорил он.

Кончилось это тем, что милиция поймала его вместе с одним нашим бойцом в ювелирном магазине, который они пытались ограбить. Обоих посадили в тюрьму. Однако на 1-е мая их амнистировали и вскоре Зайков исчез из нашей части.

Немецкие передачи на русском языке по радио прекратились, видимо немцам было не до этого. Мы прослушивали эфир, хотя не знали иностранных языков, но было понятно: война приближается к завершению. Где-то в первых числах мая 1945 года мы узнали, что союзники ведут переговоры о мире, хотя в нашей армии это было секретом. 7 мая по передачам на английском и немецком языках я почувствовал что-то необычное, вроде кончилась война. Ждал, что вот-вот наше радио сообщит о Победе. Но прошел день — ничего нет.

9 мая в 2 часа ночи Саша Григорьев своим мощным голосом разбудил взвод.

— Немцы капитулировали, конец войне! — кричал он.

Мы все вскочили, стали обсуждать новость. И вдруг на улице раздались первые, сначала одиночные, а затем частые выстрелы. Было видно, как в небо летят трассирующие пули. Не долго думая, мы схватили свое оружие и, выбежав на улицу, стали палить вверх. Гул выстрелов нарастал, с соседних домов тоже выбегали солдаты и начинали палить. К ружейным и автоматным выстрелам вскоре присоединились залпы зениток, а затем бахнули крупнокалиберные орудия. Сплошной гул выстрелов из всех видов оружия продолжался несколько часов, словно шла артиллерийская подготовка перед атакой!

В четыре часа ночи построились и пошли на митинг. Настроение было такое, словно все сошли с ума. Особенно буйствовала женская половина, девчонки кричали, смеялись, толкали друг друга, валили наземь. После митинга никто не спал, шли задушевные разговоры. Особенно всех заботила проблема: когда по домам.

На 9 часов утра 9 мая был назначен общегородской митинг. Рота построилась повзводно и двинулась на центральную площадь. Радостно было смотреть на четкую колонну и сознавать себя победителем. Вот как у меня записано в дневнике: «Сознание гордости за нашу Красную Армию и панорама жадно смотрящего на нас эстонского населения придает какие-то необыкновенные, новые силы. А ведь многие из них когда-то смотрели на наступающих немцев и думали: „русским капут!“».

Несмотря на подписание немцами акта о капитуляции, для нас война 9 мая не закончилась. Группировка противника, наполовину состоящая из прибалтов, не сложила оружие, поэтому нашим командованием было принято решение — штурмовать!

Несколько радистов из нашей роты связи отправили на помощь войскам, штурмующим немцев. 10 мая я оказался под Тукумсом и влился в части полевиков. Начался ожесточенный бой за прорыв линии фронта. Наша войска были так ожесточены и решительны, что оборона немцев была сразу сломлена и вся громада нашей техники двинулась вперед. Помню лишь, что мы двигались в автомашинах на приличной скорости, а повсюду стояли люди в немецкой форме с подмятыми вверх руками. За несколько часов мы промчались по всей Курляндии и вышли к морю. Повсеместно шло пленение солдат противника, мы лакомились немецким шоколадом и консервами.

После окончания Курляндской операции вернулись в свою часть в Пярну, где уже продолжили жизнь в мирных условиях. Вскоре нас из Пярну вывели и передислоцировали в поселок Вити, вблизи станции Вяна. Здесь когда-то был, видимо, пионерский лагерь и вот в его помещения вселились взводы нашей роты.

Пошла будничная жизнь. Снова встал «во весь рост» вопрос о питании. Мне явно не хватало рациона, утвержденного для солдат мирного времени. Чувство голода напомнило блокаду Ленинграда. Дополнительно достать продукты не было возможности. Ребята советовали обратиться к командованию с просьбой о добавочном пайке, так как мой рост (183 см) и вес (около 100 кг), якобы, давали мне законное право на такую прибавку.