Читаем Эхо фронтовых радиограмм(Воспоминания защитника Ленинграда) полностью

Вход в землянку, которую обжили связистки пункта, дверей не имел, был завешен камуфлированной брезентовой тканью от немецкой палатки. Как только я дотронулся до нее, сразу забеспокоился, что-то заколыхалось в горле, стеснило в груди — не продохнуть. Боже! Как я заволновался… Позади 50 километров!

Конечно, меня ждали и волновались. Здесь никто не мог подумать, что не будет попутной автомашины и мне придется весь путь преодолеть пешком. Когда же я сообщил, что протопал пешком — удивлению не было границ!

Поужинали, выпили понемногу, перекинулись с обитателями точки новостями, Я сообщил, что завтра, в понедельник к вечеру я должен быть в роте. Народ засуетился, отвели нам с Валей за дощатой перегородкой место для ночлега.

Утром ноги гудели, но надо было отправляться в путь. Попутного транспорта снова не было, но и ждать у моря погоды некогда, служба есть служба, снова начал отсчитывать километры. Практически, если не считать эстонца с телегой и лошадью, который подвез километров пять, весь обратный путь снова преодолел пешком.

В роту вернулся поздно, за полночь. Ребята уже спали, доложил помкомвзвода о прибытии и завалился спать.

Уже в 70-е годы я как-то рассказал этот эпизод сто километрового похода своей жене Татьяне. Она обронила только короткую фразу: «Да, вот это любовь!».

Наш роман с Валей продолжался довольно длительное время. Редко, но она приезжала в Пярну, и эти встречи были радостными и счастливыми. В одноэтажном доме был большой зал, здесь был оборудован учебный класс для радиовзвода, где мы тренировались по своей специальности, повышали квалификацию. Наиболее опытные радисты сдали экзамены на 2-й класс, получил это звание и я. Для этого надо было передавать и принимать свободно 17 групп в минуту (по 5 знаков в группе, т. е, 85 знаков в минуту).

Во дворе этого дома находились различные хозяйственные постройки, в том числе домик-кладовка. Кто-то облюбовал этот «хитрый» домик для любовных встреч. Здесь было довольно уютно. Низкий потолок из вагонки, маленькое оконце, чистые бревенчатые стены, широкие полати, столик, скамейка. Ключ от «хитрого» домика передавался из рук в руки по мере потребности им воспользоваться. «Тайна» этого домика держалась строго, командиры о нем не знали.

По приезде Валентины в Пярну наши встречи тоже проходили в «хитром» доме. Трудно сказать, как все сложилось бы в будущем, но вскоре произошел случай, который предрешил наш разрыв.

Я вечером заступил на пост у склада техники. Он находился во дворе дома, в котором проживал заместитель командира роты связи старший лейтенант Михеев. Ординарцем у него был старший сержант Хворов. Окна квартиры Михеева выходили на улицу и во двор.

Прохаживаясь с автоматом на плече по двору, я случайно услышал через окна квартиры Михеева женский смех, показавшийся мне знакомым. Подойдя ближе к окну, стал вслушиваться, неожиданно узнал свою Валю. К этому времени она вернулась с точки и находилась в своем взводе в Пярну. Девушки-связистки по наряду ходили на занимаемые офицерами квартиры и производили уборки. Услышав голос Вали из квартиры Михеева, я не нашел поначалу ничего подозрительного: в квартире беседовали трое — Михеев, Хворов, Валя. Проходило время, а Валя не выходила. Вскоре я услышал похрапывание спящего Хворова. К этому времени за плотной шторой погас свет. Вышел на улицу, два окна Михеева освещались. Мысленно определил: Xворов задремал в своей комнате, а Михеев с Валей находятся в большой комнате, окнами выходящей на улицу. Вскоре погас свет, и как огненная стрела пронзила догадка. В таком состоянии человек может натворить непоправимое. Первой мыслью было: дать очередь из автомата по окнам. Метнулся во двор — храп Хворова продолжался, он спал. Все же, видимо, разум взял верх. Подобрав с земли увесистый камень величиной с кулак, я с силой швырнул его в уличное окно Михеева! Сразу как-то отлегло на сердце, и я вернулся во двор на свое место постового.

Через минуту-две дверь распахнулась и во двор выбежала Валя. Я подскочил к ней, она в испуге остолбенела, что-то стала лепетать.

— Поговорим завтра, — промолвил я и отпустил руку, она быстро убежала во взвод.

Еще через некоторое время на крыльце появился Михеев. Я стоял у склада, невдалеке.

— Кто на посту? — спросил он.

— Сержант Головко, — ответил я.

— По-ня-тно, — с растяжкой промолвил Михеев и ушел к себе.

В полночь меня сменил другой часовой, а я вернулся в радиовзвод. Интересная деталь: я никому не сказал о камне, брошенном в окно, Михеев, видимо, тоже не стал раздувать ночной инцидент, и для меня эта хулиганская выходка закончилась без последствий.

Валентина всячески оправдывалась, говорила, что Михеев пытался, но ничего между ними не было. А после того, как раздался треск стекла в окне и в комнату упал увесистый камень, он и вовсе отпустил ее восвояси.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное