– Так я же ее и продвигаю! – Хаями рассмеялся. – Девочка из моего отряда. Давно и уверенно идет на капитана. Я за ней сразу начал наблюдать, как только возглавил девятый отряд. Хисаги мне говорил, что ее когда-то тренировал прежний капитан, Тоусен, а потом она еще долго занималась с какими-то своими тренерами, не из Готэй. Теперь вот она пришла ко мне и сказала, что готова сдать экзамен, так что я предложил Кьораку ее кандидатуру.
– Ясно, – кивнул Бьякуя. – Если она так долго и целенаправленно готовилась, значит, сдаст. Ну, и кого же нам следует ожидать?
– Мне кажется, она будет хорошим капитаном, – уверенно сказал Хаями. – Очень строгая, дисциплинированная, собранная. Из благородной семьи. И представления о чести у нее самые аристократические. Ее зовут Каноги Мичико.
Разумеется, Кучики был совершенно прав: кандидатка без труда сдала экзамен на капитана. Кьораку представил ее уже на следующем собрании. Внешне в ней не было ничего особо примечательного. Рост и сложение – средние. Личико было довольно миловидным, но эта миловидность казалась несколько нарочитой, словно на картинке очень старательного художника, рисующего иллюстрации к сборнику любовной поэзии. Сама Каноги, кажется, ни на минуту не сомневалась, что окажется в этом избранном обществе. Держалась независимо и гордо, взгляд был полон высокомерия и самоуверенности: «Ну, я вам всем сейчас покажу, как надо!» Капитаны отнеслись к ее появлению довольно равнодушно, только Укитаке улыбался ободряюще, да еще Сайто косился с профессиональным интересом, оценивая навскидку объем предстоящих работ по изучению нового персонажа.
Персонаж и вправду оказался занятный. Сайто после недолгих полевых исследований охарактеризовал ее одним словом: фанатичка. Ее представления о должном действительно отдавали излишним идеализмом. Кажется, Каноги по-настоящему удручало несовершенство мира, в котором она живет, и она мечтала упорядочить его согласно эталону. Эталон она, как это ни странно, выбрала не свой собственный, а самый что ни на есть общепринятый. И за дело принялась с самого правильного конца – с себя. Она не только достигла банкая, в чем несколько сомневались ее воспитатели, она подчинила свою жизнь строжайшим правилам и не отступала от них ни на шаг. Затем принялась наводить порядок в отряде, а после, осмелев, начала даже делать замечания другим капитанам.
Ее внимания удостоились: Зараки – за разгильдяйство; Сайто – за пьянки на рабочем месте; Куроцучи – за жестокое отношение к подчиненным; Шихоинь – за привычку не надевать на собрание хаори и приходить без меча. Она даже Кьораку однажды ухитрилась строго выговорить за безделье и «какой пример вы подаете бойцам». Шунсуй, которому даже Ямамото сроду не делал подобных замечаний, сперва только глаза вытаращил, а потом усмехнулся и снисходительно согласился с тем, что она, конечно, во всем права. Надо ли говорить, что никаких мер по этому поводу он не предпринял. Каноги и на Кучики смотрела волком, но пока ничего не говорила.
Первым взвыл Иба. Этот сильный, мужественный лейтенант, верой и правдой служивший звероподобному Комамуре, этот суровый воин, никогда не жаловавшийся на тяготы службы, не вынес въедливого характера новой капитанши.
– Она меня в могилу загонит, – однажды пожаловался он лейтенантам после собрания. В зале оставались только Кира, Абарай и Мацумото. – Оказывается, я неспособен правильно составить ни одной бумажки. Придирается к каждому знаку, а если придраться не к чему, цепляется к оформлению. И тренировки я провожу неправильно. И даже сакэ нельзя ни капли.
– Ну, так никому на службе не разрешают, – неуверенно протянула Мацумото. Сама она никогда особо не различала личное и служебное время.
– Ты не поняла, – печально покачал головой Иба. – Вообще нельзя. Даже в выходной.
Ренджи и Рангику вытаращили глаза. Как же так? У лейтенантов такая напряженная, нервная работа, разве можно запрещать хоть немного расслабиться? Это уж не говоря о том, что капитану вообще не должно быть дела, чем занимаются его подчиненные в неслужебное время. Ренджи подумал, что Кучики, конечно, брюзжал порой, если лейтенант являлся с некоторыми признаками похмелья, но прямого запрета от капитана он никогда не слышал.
– Слушай, Абарай, – вдруг сказал Иба, словно подслушав его мысли, – а как ты с Кучики уживаешься? Он ведь тоже… А ты около него столько лет продержался.
– Тебя послушать, так Кучики просто ангел по сравнению с ней, – проворчал Ренджи. – Нет, правда. Он меня никогда всерьез не доставал.
– Да? – Удивилась Мацумото. – А мы думали…
– Я знаю, что вы думали, – Абарай рассмеялся. – Но он на самом деле вполне вменяемый капитан. И сакэ после службы никогда не запрещал. Извини, Иба, ничего не могу посоветовать.
– Кажется, я сбегу, – доверительно сообщил Иба.
***