Эхо между нами

– Он тот, кто ушел.

Как и моя мама, Глори заправляет локон мне за ухо. Скучая по материнской ласке, я склоняюсь к ее прикосновению. Это не мама, не то же самое, но больше, чем то, что у меня сейчас есть.

– Мне любопытно, – говорит Глори, – когда же ты перестанешь принимать решения, основанные на смерти твоей матери?

Я отшатываюсь от нее.

– Я этого не делаю.

– Мне кажется, ты только что намекнула, что рассталась с Сойером из-за своей опухоли.

– Ты не понимаешь Сойера, и ты не понимаешь, каково это – смотреть, как кто-то умирает. Я знаю, потому что видела, как умирает моя мама. И я не хочу этого для него.

– Значит, чтобы спасти людей, которых ты любишь, от душевной боли, ты выбираешь то, что считаешь быстрой смертью?

– Да, – говорю я и тут же смущаюсь, – но вообще я не выбирала смерть.

– Бог знает, что у тебя на сердце, Ви. Нет смысла скрывать то, что он уже видел. Он посылал ангелов, чтобы поговорить со мной о тебе. – Глори смотрит на меня так же, как она смотрит на клиентов, когда утверждает, что читает их ауры. – А что, по-твоему, выбрала твоя мама?

– Медленную смерть, – говорю я.

Глори оглядывает гостиную, и мою кожу покалывает от того, как ее взгляд задерживается на подоконнике. Мамы там нет. По крайней мере, я ее не вижу, и все же меня охватывает чувство вины.

– Почему ты позволяешь своей матери преследовать тебя?

Во рту пересыхает, голова кружится, и я отчаянно пытаюсь найти маму в комнате, но ее нигде нет. О боже, а что если, сжигая шалфей, я достаточно напугала других духов, чтобы Глори теперь почувствовала мою мать? Если она увидит ее, то заставит уйти. Я знаю это абсолютно точно.

Глори кладет обе руки мне на щеки и заставляет сосредоточиться.

– Ты должна научиться отпускать мертвых, иначе они утащат тебя за собой в смерть. И ты это прекрасно знаешь. Ты не можешь позволить смерти остаться в твоей жизни.

Вот почему я отказываюсь входить в дом, не получив ничьего разрешения. История, которую я слышала однажды, будучи ребенком, осталась со мной навсегда. Вампирам нужно дать разрешение, иначе они не смогут войти в дом. Вампиры – это смерть, и смерть не может войти, если вы не позволите ей. В течение многих лет я задавалась вопросом, не слишком ли легко моя мать приняла смерть? Или, может быть, она каким-то образом сделала это, сама того не зная.

Это заставляло меня с опаской относиться к тому, кого я впускаю в свою жизнь, какое воздействие другие могут оказать на меня без моего ведома. Это также заставляло меня бояться заботы других.

Я качаю головой от этой мысли. Глупо, я знаю, но это страх, который проявился в детстве и только возрос, когда состояние моей матери ухудшилось.

– Пока ты позволяешь своей матери медлить, она будет преследовать каждое твое движение, каждое решение и каждый поступок.

Влага обжигает мне глаза.

– Но я люблю ее.

– Я знаю, что это так, но держать ее так близко – значит не давать тебе жить.

Я вздрагиваю, и Глори опускает руки. На лестнице раздаются тяжелые шаги, и слышно, как папа насвистывает одну из своих любимых песен. Как только он откроет дверь, мы с Глори сделаем вид, что у нас никогда не было этого разговора, который в равной степени волнует меня и пугает.

– Я и так живу.

– Понимаешь ты это или нет, но ты приняла те же решения, что и твоя мать: медленная смерть. Все, что я видела в течение многих лет, – это девушку, готовящуюся умереть. Это не жизнь, а смерть. Я не вижу здесь живой девушки. Только девушку, которая боится своего будущего.

Сойер

Пятница, 8 ноября:

Все по-старому. Лечат и лечат, а потом прописывают еще какое-нибудь лечение.

Сегодня днем мы с Идой и Тилли отправились на прогулку. То есть мы прокатились до дома Рэя Брука, а потом пошли повидать Гарри Брауна. Джимини, дневник, он выглядит просто ужасно.

Скольких людей, которые умерли в больнице, Эвелин знала? И как она с этим справлялась?

Глухой удар, затем звук чего-то тяжелого в гостиной. Мои глаза распахиваются, и я резко вскакиваю, увидев перед собой чью-то фигуру.

– Сойер, – раздается тихий дрожащий голос, и кто-то легонько постукивает меня по руке. Столь необходимый прилив адреналина проходит через меня, и кайф почти так же хорош, как после прыжков. – Сойер, проснись. Тебе нужно найти маму.

Моя сестра прижимает свою куклу-русалку к груди и гладит ее так быстро, что я боюсь, как бы она не выдрала ей все волосы. Вынимаю наушник из своего правого уха, так как левый, должно быть, выпал в какой-то момент, затем кладу свою руку поверх ее, чтобы остановить безумные ласки. Быстрым движением я поднимаю Люси и усаживаю ее рядом на матрас, который все еще не обрел статус кровати.

– Я же говорил тебе, что мама тусуется с друзьями.