Эхо между нами

Мои внутренности напоминают мусорную яму. В этом нет никаких хороших новостей для Вероники. Если я скажу ей, то она поймет, что другие люди знают и жалеют ее. К тому же она поймет, что моя мама – это свалка ядерных отходов для сплетен. Но если я не скажу ей, это тоже будет неправильно.

– Пока еще не знаю. Скорее всего. Но только не сейчас.

Лицо Мигеля освещает экран его мобильного телефона, на котором он что-то быстро просматривает.

– Итак, я нашел две истории об этой статуе. Первая – та, о которой мы вам рассказывали раньше: если вы дотронетесь до рук Марии, и они будут холодными, то умрете.

– Супер, – бормочет Сильвия.

– И вторая: если Мария сложит руки на груди и будет смотреть вниз, то все здесь будут жить, – Мигель продолжает читать, – но если Мария раскинет руки и будет смотреть на небо, то, по крайней мере один из нас умрет.

Сильвия крепко обхватывает себя за плечи, будто толстовка на ней недостаточно большая и теплая.

– К вашему сведению, я ненавижу каждого из вас. Истории о религиозных статуях, которые двигаются, не крутые, я никогда больше не засну.

– Ну что, ребята, вы готовы посмотреть, как она стоит? – спрашивает Вероника с лукавой улыбочкой, и я уже догадываюсь о вердикте.

– Нет, – Сильвия поворачивается спиной в тот момент, когда Вероника освещает статую фонарем, – я ничего не хочу знать. – Она смотрит на меня. – Так что делает эта статуя? Нет, я передумала. Только не говори мне. Ее руки широко раскинуты, не так ли? Забудь об этом, не говори мне.

Мне трудно скрыть улыбку, и, когда я все-таки улыбаюсь, Сильвия бросает на меня свирепый взгляд.

– Ты совсем не симпатичный.

– Я никогда и не говорил, что это так, – говорю я и оглядываюсь, чтобы увидеть Веронику и Мигеля, улыбающихся от уха до уха, потому что есть что-то забавное в том, чтобы вот так играть со статуей.

– У нее сложены руки, – говорит Вероника.

Сильвия смотрит мне прямо в глаза.

– Правда? Реально? Потому что, если я повернусь, и она будет стоять там с протянутыми руками, клянусь богом, я ударю тебя в живот.

– Руки сложены, – подтверждаю я.

Но когда Сильвия начинает поворачиваться, Мигель ахает:

– Она только что двинулась!

Сильвия замирает в ужасе, но, посмотрев в итоге на статую, видит, что руки все еще сложены на груди. Она бросает на Мигеля сердитый взгляд.

– Ты покойник.

Мигель начинает пятиться назад, так как прекрасно понимает, что Сильвия быстрее его.

– Тогда, наверное, хорошо, что я уже на кладбище.

Они с Мигелем уходят, и их крики и смех уносятся в ночь.

Остаемся только я и Вероника. Она улыбается, и это прекрасно, но какая-то часть меня отяжелела. Меня так бесит, что есть вещи, которые я должен сказать ей, но которые она не хочет знать. Я поднимаю камеру и фотографирую ее.

– Надеешься найти сферу духа, привязанную ко мне? – спрашивает она.

– Нет, просто нравится фотографировать тебя.

– Хм… – только и отвечает она. Потом Вероника поворачивается на цыпочках и изучает статую Марии. – Должна признать, Сильвия права. Статуя просто жуткая. Будучи христианкой и все такое, я думаю, что должна находить какой-то покой в фигуре Божьей Матери, но ничего не нахожу… даже наоборот.

Я вынужден согласиться, когда делаю несколько снимков статуи. Энергия кладбища совсем не похожа на ту, что была на мосту. Здесь есть что-то темное, тяжелое, как будто что-то маячит за могильными камнями, среди деревьев, наблюдает, ждет… чтобы присоединиться.

– Такое ощущение, что мою кожу покрывает слой слизи, и чем дольше мы здесь находимся, тем толще он становится.

– Это потому, что сегодня пасмурно, а ближе к вечеру ожидается гроза. Это энергия в атмосфере мешает нам работать.

– Это действительно энергия, – говорит Вероника, – но дело не в погоде. Я думаю, это здешние духи. Те, что были на мосту, казались более открытыми и гостеприимными после нашего падения, но здесь… Я чувствую, что они хотят, чтобы мы ушли.

Вероника протягивает руку, и меня пронзает электрический разряд, когда ее пальцы соприкасаются с руками Марии. Я делаю несколько снимков и с удивлением обнаруживаю, что мои собственные руки дрожат, когда я опускаю камеру. Вероника больше не прикасается к статуе, но вытягивает пальцы, как будто они затекли и болят.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

Она не отвечает сразу, просто смотрит на статую.

– Вероника?

– Я в порядке. – Она поворачивается как раз вовремя, чтобы увидеть смеющихся Мигеля и Сильвию, и улыбается, когда они идут обратно к нам. – Мы должны попробовать записать призраков, и можем попробовать их поймать.

Вероника

Мы вчетвером сидим на травянистом холмике на краю кладбища и по очереди задаем вопросы в диктофон. Одни глупые, другие серьезные, но все говорят с большим уважением. Здесь что-то не так. Что-то неестественное, почти как если бы за нами следили.

– А что бы ты сделал, если бы девушка в выпускном платье вышла из-за этого поворота? – задает вопрос Мигель, как только выключает цифровой диктофон.

– Честно? – спрашивает Сойер.

– Да.

– Убежал бы.

Они смеются, а мы с Сильвией переглядываемся.