– С той самой ночи моя мама и ее друзья любят гулять по выходным, и однажды в шутку они купили друг другу алкотестеры, чтобы никто не напился. – Я улыбаюсь, пытаясь избавиться от боли, как будто то, что я сказал, было смешным, но никто не смеется. Даже я сам. Фальшивая улыбка исчезает, и мне становится грустно оттого, что я не единственный, кто не понимает шутки.
– А сколько тебе было лет? – спрашивает доктор Мартин.
– Когда они дарили друг другу алкотестеры на Рождество?
– Нет, когда ты только начал заботиться о своей маме.
– Одиннадцать. – Столько же, сколько Веронике, когда она узнала, что ее жизнь круто изменится. Зуд, с которым я боролся в течение нескольких недель, захватывает меня, становится движущей силой, из-за которой в глазах как будто стоит туман. Я бы с удовольствием прыгнул. Нашел утес, подбежал к краю, перекинул свое тело через него и полетел.
Я закрываю глаза и вздрагиваю, отчаянно пытаясь избавиться от этого желания. Мою кожу покалывает, зуд слишком сильный для того, чтобы я мог его вынести. Не зная, что еще сказать, я смотрю на Дениз. Она кивает, как будто понимает меня, и заканчивает встречу.
Я встаю со своего места в тот же момент, когда это уже считается социально приемлемым. Зная Нокса, ему потребуется полчаса, чтобы попрощаться. Он пускай прощается, а я подожду у машины.
Открываю тяжелую деревянную дверь, проскальзываю в нее и не успеваю дойти до выхода, как она снова открывается.
– Сойер.
Я хмурюсь при звуке голоса Нокса и оглядываюсь через плечо:
– Не торопись, попрощайся со всеми. Мне просто нужна минута.
Нокс закрывает за собой дверь класса и смотрит на меня в замешательстве.
– Почему ты не сказал мне, что твоя мама – алкоголичка?
Я медленно окидываю его оценивающим взглядом, гадая, не бросит ли он в меня что-нибудь.
– Моя мама не алкоголичка.
Спокойствие Нокса сменяется напористостью.
– О’кей. Я понял тебя, брат. Но, чтобы успокоить меня, не мог бы ты ответить на несколько вопросов?
Да, вообще-то мог бы, но я только киваю и прислоняюсь к стене. Нокс облокачивается на противоположную, прямо рядом с детским рисунком человека, сидящего внутри кита.
– Твоя мама пьет?
– Да. Как и все остальные. Она вообще не притрагивается к алкоголю на неделе, но по выходным выпивает.
Несколько бутылок… за ночь.
Нокс видит меня насквозь, он будто чует ложь. По спине пробегает дрожь, и я злюсь из-за того, что должен защищаться.
– Она мать-одиночка с двумя детьми и стрессовой работой. Она очень много делает для меня и моей сестры. Она хороший человек. – Я думаю о том, как она была вынуждена заботиться о нас все эти годы без значительной помощи моего отца. – Она замечательный человек.
– А я и не говорил, что это не так, – медленно произносит Нокс.
– Она не может быть алкоголичкой, потому что пьет только по выходным. – Нокс откидывает голову на стену, но его взгляд все еще прикован ко мне.
– Когда она пьет… может ли она остановиться на одном бокальчике? Или этот первый бокальчик уже делает ее пьяной?
Уже делает ее пьяной… Мышцы на моей шее каменеют, а плечи распрямляются, когда я отталкиваюсь от стены. Как будто его вопросы – это драка на словах.
– Моя мама не алкоголичка.
Нокс вскидывает руки.
– Виноват, бро. Что ты скажешь, если мы пойдем перекусим? Я угощаю.
Я с силой засовываю руки в карманы джинсов. Не хочу идти есть. На самом деле я бы оторвал себе левую руку, если бы это означало, что мы поедем в карьер, чтобы я мог прыгнуть. Чем дольше я молчу, тем яснее понимаю, что он читает мои мысли и знает, чего я хочу. Вот почему он предлагает мне перекусить.
– Я хочу пить, – говорю я, пытаясь произнести слова так, чтобы он понял скрытый смысл.
– Я тоже, – говорит он. – Иногда мы не получаем бургеры, чтобы помочь тебе, а иногда делаем это, чтобы помочь мне.
Да. Наверное, в этом все дело. Не говоря больше ни слова, мы уходим, чувствуя себя выжатыми.
Вероника
Сегодня суббота, девять вечера, и я работаю с новыми ЭГФ, замедляя и ускоряя частоту записи, которую мы сделали на кладбище. Сойер приходил, но ушел в пять, так как у него была встреча на работе, а потом он должен был помочь почистить бассейн в ИМКА.
Мама пересела с пианино на подоконник и внимательно наблюдает за моей работой. Папа развалился на диване с пультом на груди, по телевизору показывают футбол, и он крепко спит.
Мой сотовый вибрирует от сообщения.
ГЛОРИ: «Пожалуйста, будь осторожна. Ангел предупредил меня, что внизу что-то движется».
Я приподнимаю бровь и печатаю: «Что значит движется?»
ГЛОРИ: «Это значит, что тебе нужно быть осторожной. Может быть, ты была в каком-то новом месте в своих поисках духов? И если да, то где? Я боюсь, что ты принесла домой что-то опасное».
Постукиваю пальцами по столу, тщательно взвешивая свои слова.
Я: «Мы отправились на кладбище на Митчелл-Хилл».