Эхо между нами

– Но, может быть, именно это ему и нужно, – спокойно и мягко говорит доктор Мартин. – Может быть, тебе стоит перестать заботиться о нем.

– А что потом? – ее глаза расширяются, когда она бросает ему вызов. – По крайней мере, теперь он хоть как-то живет. Я бужу его, он идет на работу, и я приношу ему обед, чтобы проверить, не пьет ли он там. Он заканчивает свою смену, приходит домой, и это хороший день, если я смогу приготовить ему ужин до того, как он откроет пиво. Еще лучше будет, если я заставлю его принять душ и побриться, прежде чем он потеряет сознание. Если я перестану заботиться о нем, он не пойдет на работу, не будет есть и останется один на улице. Я не могу этого сделать, – она прижимает руку к груди, – я люблю его и не могу позволить ему быть таким.

– И что же это за жизнь для тебя? – спрашивает доктор Мартин.

Она отворачивается, вытирая слезы.

– Я не знаю, как перестать заботиться о нем. Это моя ответственность. Это всегда было моей ответственностью. Что я буду за человек, если остановлюсь?

– Лучше задать вопрос, – говорит доктор Мартин, – каким человеком вы станете, когда прекратите жить его жизнью и начнете жить своей. В прошлый раз, когда я был здесь, вы говорили о поступлении в колледж. Вы уже это сделали?

Дженнифер снова поспешно вытирает слезы.

– Я люблю его, – она не отвечает прямо на его вопрос, но тем не менее это ответ.

– Мы это знаем, – говорит доктор Мартин. – Но помните, мы говорили о том, что алкоголизм и наркомания – это болезнь? До тех пор, пока он не увидит последствия своих действий, пока не достигнет дна, он и не захочет получить помощь. Это как если бы у вас был рак, и вам бы сказали, что нужна операция и химиотерапия. Вы бы прошли через них, если бы не знали наверняка, что это рак?

Дженнифер отрицательно качает головой.

– Твой отец на самом деле не понимает, что у него есть эта болезнь. Он должен увидеть ее внутри себя, и тогда он сам поймет, что свою жизнь необходимо спасти.

– Я ему говорила! – кричит Дженнифер.

– Да, – Дениз, сидящая рядом с ней, берет ее за руку, – точно так же, как я говорила своему мужу, но некоторые люди не видят болезни, пока их не вынудишь посмотреть на результаты МРТ. Я знаю, тебе кажется, что ты помогаешь ему, но ты только делаешь себе больно.

Дженнифер сплетает свои пальцы с пальцами Дениз, и, несмотря на почти тридцатилетнюю разницу между ними, они сейчас как сестры. Затем наступает тишина, и я не знаю, чем ее можно заполнить. У Дженнифер есть Дениз, у Дениз есть Дженнифер, и все остальные уже высказались. Но сейчас все замерли в тишине, как будто в ожидании падения, и эта тишина, кажется, направлена на меня.

А может, и нет. Может быть, я устал молчать. Может быть, Нокс прав, и мне нужно найти свой голос. Но что я могу сказать? Это не моя встреча. Я не тот, кто любит зависимого человека. Я и есть зависимый. Я не имею права говорить, не имею права делиться, но это похоже на принуждение, на потребность говорить.

– Я помню, как однажды, в первую годовщину свадьбы родителей после их развода, мама пошла гулять с друзьями. Предполагалось, что это будет вечеринка «Да пошел он, ублюдок». – Мои руки уже сложены на груди, но почему-то я обнимаю себя еще крепче. – Моя мама привела Люси, мою младшую сестру, и меня в дом ее подруги, и мы остались там на ночь, чтобы папа моей подруги мог следить за нами, пока мамы гуляют.

Нокс наблюдает за мной, они все смотрят, а я смотрю в пол, притворяясь, что никого нет.

– Я помню, что надувной матрас, на котором я спал, был дырявым и сдулся на ковре за час. Пол был твердым, мне было неудобно, и среди ночи я понял, что моя мама и мама моего друга вернулись. – Моя челюсть щелкает, и мне кажется, что воспоминания вместе со словами застряли у меня в горле. Я прочищаю горло и заставляю себя говорить: – Они шумели так громко. Смеясь, крича, натыкаясь на разные предметы. Я помню, как что-то упало на пол и разбилось. Через несколько минут отец моего друга вошел в спальню, где я был, а моя мама повисла на его плече, и он положил ее на кровать. Я помню, как мне было стыдно из-за того, что моя мама настолько напилась, что не могла понять, как снять свои собственные штаны, когда ей понадобилось в туалет. Я видел, как неловко было отцу моего друга, и вызвался помочь ему.

Я замолкаю, потому что гнев и стыд, испытанные в тот момент, когда она не могла позаботиться о себе, особенно перед незнакомыми людьми, все еще разрывают меня. Я провожу рукой по волосам, чтобы избавиться от плохих воспоминаний.

– После этого мама стала оставлять меня дома нянчиться с Люси, пока она сама уходила с друзьями.

Это очень серьезно. Все это слишком серьезно. Нужно разрядить обстановку. Пошути. Расскажи историю. Что-то такое, что все сочтут смешным и засмеются. Что-то такое, над чем моя мама и ее друзья хихикают каждый раз, когда собираются вместе. Я не понимаю их шуток. Никогда не понимал, но я узнал, что есть много вещей, которых я не понимаю.