Эхо наших имён (СИ)

— Отпусти девчонку, Гийом. И тогда мы с тобой спокойно обсудим, как нам быть дальше, — попыталась урезонить его Виола, с трудом сдерживая нервную дрожь. Стены скелетов-домов, почти что сомкнувшиеся друг с другом, давили, лишали способности ясно мыслить. Паника охватила Виолу, разодрала ей горло игольчато-острыми белоснежными зубками.

“Бежать, бежать, бежать!” — пойманной птицей билась в мозгу одна-единственная мысль.

— Не надоело играть со мной в кошки-мышки? — хмыкнул Гийом. — Нам нечего обсуждать, Софи, — припечатал он и с силой отшвырнул безвольную Сибби прочь — она отлетела к одной из хибар и рухнула вниз, как тряпичная кукла.

Мёртвые дома насмешливо скалились на Виолу выбитыми окнами и сорванными с петель дверями. Она отчаянно хотела забыть о Гийоме и кинуться к неподвижной девичьей фигурке: помочь, исцелить, уберечь!

Но Виола знала: стоит отвлечься, и свергнутый тиран не упустит возможности нанести удар. Убивать Гийом не станет, а вот калечить — так, что немёртвая плоть долго не заживала и месяцами сводила с ума глухой, отчаянной болью — он умел, как никто другой.

“Подожди, Сибби”, — мысленно попросила Виола — но не двинулась с места.

Гийом всегда казался ей неуязвимым. Он и при жизни был, наверное, куда более сильным чародеем, чем Виола, а уж за годы посмертия и вовсе достиг невероятных высот: с лёгкостью перебивал быстрые боевые заклинания и на лету расплетал все сложные, коварные чары, которыми бывшая подруга пыталась его достать.

Когда он сошёл с ума? В первые лет двадцать обративший её вампир казался Виоле мудрым и рассудительным; но, может, он с самого начала был слишком близок к Шеогорату, а влюблённая дурочка попросту этого не замечала?

Когда в нём проснулась жестокость — холодная, равнодушная, сделавшая всех живых не более чем скотом? Когда он впервые принялся убивать ради забавы? Виола, которая тогда звалась Софией, не в силах была дать однозначный ответ, но, со временем разочаровавшись в Гийоме, высказала ему всё и решительно объявила о разрыве.

Тогда-то он обездвижил её — и в наказание вшил под кожу ступней и лодыжек тонкие серебряные нити…

— Нечего обсуждать? Но ведь ты так никогда и не ответил на главный вопрос, Гийом. Почему я? Ты красив и умён, твоему могуществу нет равных…

— Ты надеешься купить меня грубой лестью, София? — перебил он, оскалившись. — Напрасно: я не настолько глуп.

— Я знаю. Я знаю, что ты сильнее меня и умнее меня, — охотно согласилась Виола. — Но ты мог бы выбрать себе любую. Обратить, подчинить своей воле. Почему я? Зачем гоняться за мной, зачем преследовать меня аж до Анвила?

“Потому что ты злобный жадный ублюдок, не способный смириться с поражением”, — мысленно ответила себе Виола, мягко подбираясь к Гийому поближе.

Впервые за долгие, долгие годы ей было за что сражаться. Бежать она больше не собиралась.

— Разве ты не понимаешь? — развёл руками Гийом. — Мы прошли вместе такой долгий путь! Я всегда терпеливо сносил все твои капризы, София, но я не могу потакать тебе вечно. Пришло время вернуться домой.

Виола не выдержала — заплакала, только чтобы истерически не расхохотаться. Домой? Домой?! Гийом, однако ж, воспринял её слёзы как должное: подошёл, поднял заплаканное лицо за подбородок, оставил на лбу целомудренный поцелуй и обнял, приговаривая, что скоро всё снова будет по-старому…

Тогда-то Виола и активировала свой “огненный плащ” — зачарование, что защищало от пламени владелицу волшебного кольца, но обжигало всех, кто к ней прикасался.

Гийом — ослеплённый, дезориентированный, воющий от боли, — отпрянул в сторону. Он попытался скинуть чужие чары и наверняка бы преуспел — но Виола не дала ему шанса и запустила в ублюдка четыре огненные стрелы.

Вампиры слишком хорошо и быстро горят, а жаль: за упыриное сердце у знающего алхимика можно выручить неплохие деньги.

С Гийомом, превращавшим её жизнь в непрекращающийся кошмар уже не первое десятилетие, было покончено, но Виола не позволила себе насладиться триумфом. Сибилле нужна была помощь… Что делать, если она слишком серьёзно ранена? Согласится ли принять посвящение?

Однако судьба избавила Виолу от мук выбора. Сибилла Стентор — девочка с лукавой улыбкой и вересковыми запястьями — была мертва, мертва окончательно и бесповоротно: Гийом сломал ей шею, точно цыплёнку…

Он был безумцем, чудовищем, но не глупцом, и место для будущего убийства выбрал прекрасное: никто не увидел, как плачущая Виола Вилье сжигала труп молодой женщины, а то, что осталось, скидывала в воду.

Никто не узнал, что Сибилла Стентор погибла, невольно толкнув Виолу Вилье на последнее в её не-жизни бегство.

Никто не услышал, как Сибилла Стентор посреди ночи вернулась домой, в спешке собрала самое необходимое и на первом же корабле отправилась в Солитьюд — не предупредив друзей и даже не попрощавшись с матерью.

Искупая свою вину, долгие годы она писала домой прекрасные поэтичные письма, исполненные светлой тоской по золотому Анвилу, но даже в разгар Гражданской войны, когда войска Ульфрика осадили ставший родным Солитьюд, не мыслила о побеге.